Ольтеницкой битвой рушились надежды турок перейти в больших силах на левый берег Дуная, – кроме Калафата, где они сильно укрепились, – и, пользуясь малочисленностью наших войск, перенести сюда театр войны и даже проложить себе путь к Бухаресту. Правда, журналы еще не переставали возвещать свету о «любимой мысли Омер-паши – дать сражение на обширных равнинах, окружающих Бухарест»; но если эта мечта когда-нибудь, в порыве самообольщения, и мелькнула в голове Омер-паши, то, конечно, после ольтеницкой битвы он отказался от нее. Боясь повторения наших нападений в больших силах, которые уже сосредоточивались поблизости Ольтеницы, турки, как увидим ниже, оставили впоследствии свои укрепления на левом берегу, стоившие им столько труда и крови, и удалились – сначала на острова, а потом, окончательно, за Дунай.
Обратимся в последний раз к полю битвы, уже стихшему в наступивших сумерках и только слабо освещенному заревом догоравшего турецкого судна у берега Дуная, и воздадим должную справедливость храбрым войскам. Потеря с нашей стороны была велика: 940 человек выбыли из строя; из них – убито 5 обер-офицеров и 231 нижних чинов, ранено 9 штаб-офицеров, 30 обер-офицеров и 695 нижних чинов; но поспешим прибавить, что число турок, участвовавших в ольтеницкой битве, простиралось до 8,000 человек только в одних укреплениях на левом берегу Дуная; кроме того, 16,000 при 24 орудиях находилось на правом берегу. Частями турецких войск командовали: центром Ахмет-паша, правым крылом Мустафа-паша, левым Измаил-паша, артиллерией Нея-паша; один из пашей убит, а другой, Ахмет-паша, ранен. Потеря турок была, конечно, велика; сосредоточенный огонь нашей артиллерии, поражавший на 200 саженях картечью неприятеля, скученного на тесном пространстве, не мог не произвести самого разрушительного действия. Омер-паша во все время битвы находился в Туртукае; говорят, он три раза входил в лодку, чтобы переправиться на левый берег Дуная или, по крайней мере, на противоположный остров, и всякий раз возвращался в город. С ним было много иностранцев, между которыми турецкие газеты называли известного генерала Прима[35]
.Фото 1.
Памятник в честь павших в Ольтеницкой битве 23 Октября 1853 года в г. Олтеница (Румыния).В ольтеницкой битве Якутский и Селенгинский полки, действовавшие на поле, ознаменованном некогда подвигами Суворовских героев, доказали, что они достойные преемники их славы. Князь Горчако в заключает следующими словами свое донесение о деле при Ольтенице: «Пехота наша в этом жарком деле показала новый опыт стойкости, порыва и неустрашимости, артиллерия – хладнокровия и меткости стрельбы».
Чтобы вполне выставить дух русских войск, находившихся при Ольтенице, мы скажем несколько слов о частных подвигах в этом отряде. Что офицеры и солдаты, раненые или контуженные, оставались в рядах сражающихся до изнеможения – это было дело обыкновенное: так поступили командиры 1-го и 3-го батальонов Селенгинского полка, полковник Порогский и майор Галлие, тяжело раненые и продолжавшие командовать своими войсками; так поступили командиры 8-й мушкатерской роты штабс-капитан Конюк, раненый четыре раза и подпоручик Путята. Генерального штаба штабс-капитан Батезатул 1-й, не смотря на свою контузию, шел впереди 1-го Якутского батальона, опередившего, как мы уже заметили, других во время решительной атаки. Подполковник Скюдери, командир этого храброго батальона, получивший три раны и контузию, вел все время свой батальон к атаке, находясь впереди его, пока, наконец, не упал от истечения крови[36]
. Командующий 4-м батальоном майор Салогуб 2-й[37], командир 2-й мушкатерской роты штабс-капитан Скородумов, прапорщик Попондопуло 2-й, раненые, не оставляли своих мест; командир 8-й роты штабс-капитан Лютер, горячо любимый своей ротой, сжившийся с ней, как со своей семьей, несмотря на тяжкую рану, шел впереди, ободряя солдат своим спокойствием и хладнокровием, которому удивлялись самые храбрые из них. Уже он был недалек от цели, к которой все стремились, как осколком гранаты ударило ему в грудь, и солдаты унесли безжизненный, обезображенный труп. Знаменщики, унтер-офицеры Скозик и Хлебовский, истекая кровью, несли свои знамена. Солдаты друг перед другом рвались вперед; старейшие показывали собой пример молодым и шуточками отыгрывались от свиста пуль и картечи. Было много удалых выходок, свидетельствовавших не только о стойкости русского солдата, но и о каком-то презрении смерти, которое дозволяет ему проявлять свой юмор, встречаясь с ней лицом к лицу. Не могу воздержаться, чтобы не рассказать, хотя в приложении, несколько подобных случаев[38].Глава восьмая