Следя за нитью военных действий, совершавшихся на берегах Дуная, мы на время отклонили взоры свои от политического горизонта, все более и более покрывавшегося тучами. После небрежного отказа Дивана принять ноту, составленную союзными державами, Венские конференции были закрыты, и австрийский кабинет предоставил свою политику течению событий. Морские державы, уже утвердившиеся в своих намерениях, не сводили глаз с австрийского двора, стараясь привлечь его на избранный ими путь. Страх внутренних потрясений, страх революций постоянно парализовал все действия Австрийской империи и, как злой дух, как кошмар, преследовал и подавлял ее даже тогда, когда вокруг все было спокойно и, по-видимому, счастливо. Этим страхом, этим направлением успели воспользоваться западные державы, угрожая ей то восстанием Ломбардии, то волнением в Венгрии, то негодованием славянских племен, связанных с нами кровными узами. Таким образом, Австрия, несмотря на недавние обязательства с Россией, подписала сначала протокол 27 ноября/9 декабря, потом 1/13 января, наконец, в феврале сделала еще шаг вперед. Трудно было угадать, на чем остановится она, но уже нельзя было не предвидеть известной конвенции 2-го декабря, судя по всем ее действиям. Не так поступал Берлинский кабинет: он определил себе цель и границы, до которых мог действовать в связи с западными державами, – сохранение целости Турецкой империи и свободное плавание по Дунаю. Дойдя до этих границ, он остановился, и ни ласкательства, ни те видения, которые представляли ему западные правительства, не могли пока поколебать его самостоятельности. Последствия покажут в какой степени эта политика согласна была с пользами как самой Пруссии, так и всей Германии.
Мы здесь умалчиваем о толках, порожденных пояснениями русского кабинета, представленными в дополнение Венской ноты: насильственные обороты и истолкования, которые придавали им, не могли увлечь в обман самых легковерных людей; они служат только свидетельством изворотливости политики западных держав, умевших пользоваться всяким предлогом для достижения своих целей.
Мы оставили союзные флоты в заливе Безика, у входа в Дарданеллы. Наступило зимнее время; надо было думать о более удобной стоянке. Возвратить назад эти флоты, так неожиданно появившиеся вблизи Константинополя и побудившие Диван к упорству и противодействию, в то время когда русские войска занимали княжества, казалось оскорбительным для национального чувства; стали думать о том, чтобы ввести их в Дарданеллы. Но трактат 13-го июля 1841-го года, явно восставал против такого действия. Западные державы, однако, не остановились перед этой преградой: под ничтожным предлогом, – будто бы возбужденный в Константинополе религиозный и воинственный фанатизм подвергал опасности жизнь и собственность подданных Англии и Франции, послы этих держав ввели в Дарданеллы сначала одну дивизию своих эскадр, а, вскоре, после объявления войны с Портой, и весь союзный флот.
Между тем, турки, еще до объявления войны, вторглись в наши азиатские владения, захватили пост Св. Николая, варварски истязали пленных и внесли войну в Армянскую область. Этого мало: в глазах иностранных послов, под флагом Франции и Англии нагружались и готовились в поход транспорты оружия, войска, снарядов для возбуждения и поддержания войны в наших пределах. С той же целью вышла из Босфора значительная турецкая эскадра и укрылась, по случаю наставшей непогоды, в Синопе. Спрашивается, могло ли наше правительство оставаться равнодушным к подобным поступкам, могло ли оно из-за того только, чтобы не оскорбить народной гордости союзников, которых флоты находились в Мраморном море, оставаться зрителем разорения своих берегов и не предупредить нападения.