Знаменитая Синопская победа (18-го ноября) была последствием двуличных поступков турок. Эта победа, выставившая во всем блеске дух наших моряков и их бессмертного героя, принадлежит к истории действий черноморского флота, и связана с историей войны на Крымском полуострове, а потому мы не станем ее описывать здесь; она растравила еще сильнее желчное чувство зависти и вражды в западных державах. 22-го декабря (3-го января) союзные флоты вошли в Черное море. Но и тут, при столь явном нарушении общенародного права, русский двор искал средств и поводов для удержания мира. Императорский кабинет просил письменного объяснения такого поведения союзников. Они отвечали, что вступили в Черное море для того, чтобы прикрывать турецкие суда и берега и прекратить свободное плавание русскому флоту. Все это делалось без объявления войны, более, в формах миролюбивых, как будто сам факт не служил уже явным нарушением достоинства Российской Империи и не возмущал чувств народной независимости; подобное объяснение было равносильно самому объявлению войны. Этим не удовольствовались: по предварительному соглашению с Портой, предложили России принять условия, составленные с точки зрения турецкого правительства, и при каких обстоятельствах? Когда союзный флот препятствовал всякому свободному действию нашего флота в Черном море и угрожал берегам. Такому унижению, конечно, не подчинилось бы и второстепенное государство, не истощив предварительно всех сил своих. С этих пор все убедились в неизбежности разрыва союзных держав с Россией; не знали только когда последует и в какую форму облечется вызов и слепо предавались случайностям войны, к сожалению, очень мало думая о том, какие страшные размеры может принять она.
Вследствие сделанных объяснений французским и английским кабинетами относительно цели вступления их флотов в Черное море, Государь Император протестовал торжественно против такого явного нарушения прав своих и против действительного участия западных держав в нашей войне с Турцией. Пребывание русских представителей в Париже и Лондоне сделалось уже невозможным; дипломатические сношения наши с Англией и Францией прекратились.
Таким образом, на скользком пути враждебных направлений еще сделан один шаг. Что ж влекло нас так неудержимо вперед по этому пути? Последствия выяснили, что это была не одна простая случайность и вовсе не упорство нашего кабинета; но заранее предпринятая и ловко обдуманная политика Франции и Англии! Она так искусно была задрапирована в императорскую мантию и громкие фразы, что заранее угадать ее было трудно. Переговоры велись для того только, чтобы выждать время, нужное для приготовлений, а вовсе не для мирных соглашений. Там, где они были возможны, их прерывали насильственно, и тут только можно было подметить тайные намерения морских держав, как напр., в отказе Турции принять Венскую ноту. Дело в том, что для Наполеона III нужна была война. Не станем говорить о личных страстях, сильно затронутых в сношениях с нами, заметим, что хотя он вышел торжествующим из своего «coup d'état» 2-го декабря[41]
, но, что народ мог одуматься, если дать ему время спокойно размыслить о своем положении и не удовольствоваться одним названием «Империи» за все утраченные им права, что нужно возвратить Франции ее прежнее влияние, значение; нужен подвиг, достойный Наполеонидов, слава, блеск, который бы ослепил французов, заставив их забыть об утраченной свободе. При таких условиях – война с Россией, главной виновницей поражения первой Империи, являлась едва ли не единственным ручательством за его дальнейшее правление. Англии оставалось разжечь и взлелеять эту мысль, вполне совпадающую с ее политикой. Притом же, кабинет ее хорошо изучил Наполеона и, направляя оружие его против России, он знал, что тем отклоняет удар от себя.Недоумение Европы продолжалось недолго; вслед за событиями, изложенными нами выше, появилось в официальной части «Всеобщего монитера» письмо Императора французов к Его Величеству Императору Всероссийскому, а по получении его в Петербурге, было напечатано в здешних газетах, вместе с ответом Императора Николая I[42]
.