Собрание сочинений. Том 5

Баллада о смертнике

И я вздрогну,
                      и я опомнюсь:
в стол зеленый локтями врыт,
бывший летчик-смертник японец
о Раскольникове говорит.
На симпозиуме о романе
он в свои сорок пять —
                                     старик.
Он —
        как вежливое рыданье.
Он —
        как сдавленный галстуком крик.
И сквозь нас,
                    и куда-то мимо
сквозь шимозы
                         и тень Лазо
желтым отблеском Хиросимы
проплывает,
                   кренясь,
                                 лицо.
Ну а в горле его —
                             то ли комья слез,
то ли комья кашля…
Император хотел,
                            чтоб таким он и рос —
смирным смертником —
                                       камикадзе.
Хорошо по рукам и букетам плыть,
поздравляемым быть перед строем.
Да,
     красиво народным героем быть,
но во имя чего —
                           героем?
И бежал из героев он с горсткой друзей,
предпочтя свою славу покинуть,
и остался в живых…
                                Это было смелей,
чем во имя неправды погибнуть!
Ну а я —
             я слыву, что я смелый,
но о жизни
                 и смерти своей
что я думаю,
                     грешный и смертный,
среди грешных и смертных людей?
Все мы смертники.
                              Все – камикадзе.
Ветер смерти свистит в ушах.
Каждый шаг по планете комкастой —
это к смерти невидимой шаг.
Пусть я буду разбитым и смятым, —
не за то,
            что хотел бы тиран,
рычаги
           вырывая
                         с мясом,
я пойду на последний таран.
И тогда я хотел бы,
                               потомки,
чтоб сквозь тело истлевшее,
                                            сквозь
моего самолета обломки
что-то доброе к вам прорвалось.
Но как страшно —
                              себе показаться
погибающим в небе не зря,
а погибнув уже,
                          оказаться
обманувшимся смертником зла.

1965

Итальянские слезы