Собрание сочинений. Том 5

Окошечко исповедальни.
Сюда, во благостную тьму,
потертый лик испитой дамы
с надеждой тянется к нему.

Дитя неапольских окраин

в сторонке очереди ждет,
раскрытой Библией скрывая
свой недвусмысленный живот.

Без карабина и фуражки

карабинер пришел на суд,
и по спине его мурашки
под формой грозною ползут.

Несут хозяйки от лоханей,

от ипподромов игроки
и то, что кажется грехами,
и настоящие грехи.

А где моя исповедальня?

Куда приду, смиряя страх,
с греховной пылью, пылью дальней
на заблудившихся стопах?

Я позабуду праздность, леность,

скажите адрес – я найду.
Но исповедоваться лезут
уже ко мне, как на беду.

Чему научит исповедник

заблудших, совестью больных,
когда и сам он из последних
пропащих грешников земных?!

Мы ближним головы морочим,

когда с грехами к нам бегут.
Но говорят, что люди, впрочем,
вовсю на исповедях лгут.

А исповедник, это зная,

и сам спасительно им лжет,
и ложь уютная, двойная
приятно нежит, а не жжет.

Но верить вере я не вправе,

хоть лоб о плиты размозжи,
когда, почти как правда правде,
ложь исповедуется лжи.

1965, Неаполь

Факкино [11]