Собрание сочинений. Том 5. Черногория и славянские земли. Четыре месяца в Черногории.

Надобно было вас предупредить, что здесь поединки бывают чаще, нежели где-либо; хотя они преследуются нынешним Владыкою со всею строгостью, и убийца на поединке карается смертною казнью, однако старый обычай, пустивший глубоко свои корни, все еще имеет силу. Здесь, более, чем где-нибудь, кипят страсти и, переполнив бренный сосуд человека, силятся вырваться наружу; черногорец не ждет пока опадет пена их, пока правый суд разберет дело; узда закона для него нова и дерет челюсти вместо того, чтобы удерживать только усиленный порыв. Поединки бывают один против одного и племя против племени, при свидетелях и без них. Предметы ссоры – всего чаще женщины и оскорбленное честолюбие, иногда кража коровы или козы. Именно последнее было поводом поединка нашего юнака, Янко, с другим, по имени Трипо, а потому неудивительно, что поединок был насмерть, как водится между юнаками, без свидетелей: совесть каждого была ему судьею и, как увидим, судьею самым строгим. Поединок, столь необыкновенный по лицам состязающимся, не мог остаться тайною, и толпа, всегда жадная подобного рода зрелищ, собралась близ места ратования и притаилась за взгорьем. Враги пришли, сошлись, кое о чем потолковали, пошутили, выпили ракии, зарядили свои длинные ружья и разошлись; их хладнокровие, следствие совершенного равнодушия к жизни и смерти, было слишком натурально, – это отличительная черта черногорских поединков от наших – их шутки, как и лица, не вытягивались в «два аршина с половиною», и звено мирских привязанностей и радостей не тянуло назад от барьера. Поединщики стали на условленном расстоянии; вслед затем раздался выстрел – и только один, ружье Трипо дало осечку. Пуля расшибла ему локоть левой руки, поддерживавшей ружье, и засела в левом боку: он упал без чувств, откинув далеко от себя ружье, но вскоре, усилиями товарища, был возвращен на миг к жизни, и этим предсмертным мигом поспешил воспользоваться Янко; несмотря на то, что по закону черногорских поединков, осечка, в таком случае, почитается правым судом Божьим, он велел Трипу стрелять в себя. «Не могу придвинуть ружья, не могу удержать его», – произнес тот, умирающим голосом. Янко подал ему ружье, посадил на землю; но руки Трипо склонялись долу, тело валилось; Янко приподнял его правое колено, упер на него ружье и, склонив его колеблющуюся голову к прикладу, сказал: «я не хочу, чтоб такой юнак отошел на тот свет не отомщенным, а кто за тебя здесь отомстит: у тебя ни брата, ни друга, круглый сиротина», и стал в двух шагах против ружейного дула. Раздался выстрел, и благородный соперник зашатался. Стыдно падать юнаку: крепко упершись одною рукою о камень, другою о свое ружье, он удержался на ногах, и в этом положении, как наиболее приличном герою, казалось решился ожидать смерти; ни один стон, ни одно болезненное движение не обнаружили его мучения. Пришедшая толпа нашла Трипо уже мертвым; Янко был без чувств, но искусство здешних доморощенных врачей исцелило его рану, несмотря на всю опасность ее: это была двадцать первая[24].

Кстати, здесь я расскажу вам поединок целого племени против другого: это было не так давно. – Одна женщина, отданная в замужество в другое племя, наскучив грубым обращением мужа, бросила его и убежала к своим братьям; она рассказала им во всей подробности прежнюю, горькую жизнь свою и намерение не возвращаться более к мужу; но вместе с тем, заклинала не мстить ему; напрасно, – братья затруднялись только в том, кому из них нанести удар: каждый добивался этой чести, и кончили тем, что отправились все трое; их родственники и друзья не хотели их отпустить одних, к ним присоединились другие на случай отмщения или мира, и вот все племя поднялось против другого племени. О мире с черногорцем нечего и говорить, пока у него заряжены оба пистолета и ружье; это значит толковать голодному о воздержности, когда перед ним стоит сытный обед. Раздались выстрелы, сначала редко, потом чаще, то удаляясь, то приближаясь, смотря по движению толпы. Крики заглушали выстрелы: – Эй! Соколы, соколы! – Видо, Петро, юнак! Юнак! Направо, налево, вперед вторилось повсюду. – Дрались большей частью врассыпную, то набегая, то убегая, заманивая в середину удальцов, и отрезая их от остальной толпы, то скрываясь за камнями, то показываясь нежданно на вершине, словом, употребляя все хитрости своих сшибок, пока ожесточение не овладело ими, тогда они столпились; некогда было думать заряжать ружья или пистолеты, – схватились за ятаганы. Старейшины увидели, что слишком уже много крови пролито для одной женщины, и с обеих сторон подняли шапки на длинных ружьях своих, знамение перемирия, буря стихла и враги разошлись на приличное расстояние.