Провинция Боко-ди-Катаро, известная более под именем Австрийской Албании, имеет 33.405 жителей. За исключением незначительного числа итальянцев, все они славянского происхождения; 25.555 человек православного исповедания, остальные 9.850 римско-католического. Говорят – поморяне итальянским языком, венецианского наречия, а жители внутренней земли славянским языком, сербского наречия, отличающимся от языка черногорцев только большею примесью слов итальянских и немецких. Пишут – католики латинскими буквами, а прочие – славянскими. Провинция разделена на три округа: Катаро, Ново и Будву, (претории), которые подразделяются на общины и племена, управляются окружными капитанами, а общества старшинами, князьями и барьяктарами, которые, по заведенному обычаю, избираются каждые три года. Боко-ди-Катаро составляет часть Далмации и находится в непосредственной зависимости от ее губернатора. Управление ее не совсем подведено под общий уровень австрийских положений: некоторые туземные законы и обычаи имеют полную силу и, изменяя австрийское законоположение, вводят большую запутанность в управлении и совершенно уничтожают единство и союз между местным правительством и народом. – Неприязнь жителей двух различных исповеданий между собою очень заметна: она осталась от старых времен и вкоренилась особенно при венецианском управлении, которое теснило и угнетало всех греко-российского исповедания.
Климат Боко-ди-Катаро жаркий, но здоровый; вредный ширóкко, залетающий с африканских берегов, здесь несколько умягчен чрезвычайно гористым положением края, снег падает очень редко. Здесь растут со всею роскошью южных стран произведения Азии и даже Африки. Есть пальмы! Но люди и прозябания оспаривают друг у друга лоскут земли, который с таким усилием они выпрашивают здесь у природы: повсюду горы и утесы; кое-где полоса земли и та уже конечно занята садом оливок и винограда или жильем людей; о просторе нет и помину! Фруктов всех родов изобилие, особенно же здешние смоквы отличаются своею величиною и вкусом.
Катаро – окружной город, местопребывание администратора, батальонного штаба и всех австрийских местных властей. Он скучен по превосходству! Вот жизнь его во время лета: с рассветом, он оглашается выстрелами, это стрельба в цель за городом егерей, расположенного в округе батальона; на городской площадке кипит базар, если это базарный день, на нем господствуют черногорцы со своими скудными произведениями; кое-где учат и выправляют солдат большею частью одиночным учением, потому что негде вытянуть рядов. Настает полдневный жар и все пустеет в городе; ставни всюду плотно закрыты, люди по домам, мужчины и женщины полу– если не совсем раздеты; солнце жжет со всею силою, с трудом можно дышать. Но вот вечереет, ставни понемногу растворяются; кое-где из окна выставляется изнеможенная полуденным зноем головка итальянки с черными лоснящимися волосами, с глазами полными неги и сладострастия. Ночь: дома настежь! На площадке раздаются звуки Страусовых вальсов, выполняемых прекрасным батальонным оркестром. Знать гуляет по взморью, – это пора любовной интриги, которая, избегая шума или чужого глаза, скрывается в простенках городского укрепления. Тут жизнь итальянская, завещанная Катару Венецианскою республикою, жизнь, полная любви, с ее интригой, неподкупностью и таинственностью, с кинжалом и сладострастием. Катаро оживляется и в одну ночь проживает целую жизнь…
Я не стану описывать ни длинных обедов в потемках среди белого дня, ни длинных разговоров здешнего большого света, – они утомительны, как везде; но не могу умолчать о той радости, которая оживляет изредка город в полуденную пору тишины и утомительного сна, причиною ее бывает Божий дождик, ниспадающий здесь совершенною благодатью; тогда все спешит подышать воздухом; во многих из здешних улиц нельзя распустить зонтика, так тесны они, и всякий с радостью предает себя всего на жертву небесного потока.
Я так разговорился о Катаре, что вы подумаете это Бог знает какой город! В нем только 2.500 душ, не считая расположенного здесь батальона.