Собрание сочинений. Том 5. Черногория и славянские земли. Четыре месяца в Черногории.

Если была хорошая сторона в том порядке вещей, который оставил после себя покойный владыка, – и это неоспоримо – то, разбирая ее относительно к положению Черногории, была и дурная. Черногорцы в его время отвыкли драться; у некоторых была собственность, которая привязывала к родному крову, между тем как прежде черногорцу нечего было терять: все богатство было на нем; ему нечего было спешить домой: от семьи он давно отвык, а достояния не было. Черногорец узнал цену деньгам, он говорил: пускай идут вперед те, которые получают плату, т. е. переники; прежде не рассуждали об этом, на неприятеля шел первый тот, кто прежде поспевал на место битвы, а на это место бежал всякий.

Святопочивший владыка Петр I всю жизнь свою стремился возвратить Черногории земли, которыми владела она во времена Ивана Черноевича, и отчасти достиг этого, присоединив к своим владениям большую область Брда (Белопавличи, Пипера и проч.). Было время, что он замышлял о границах, которые бы дали ей жизнь и существование прочного государства; и эти мечты были близки к существованию, когда он остался властелином Каттаро, но судьбе угодно было устроить иначе. Покойный владыка Петр II оставил Черногорию скрепленную внутри, обезопасенную, по возможности, извне, сколько трактатами с соседственными пашами, столько устройством небольших пограничных укреплений, а главное заготовлениями боевых снарядов и устройством пороховых заводов; в порохе, который так часто запрещали отпускать им из пограничных земель, постоянно нуждались черногорцы. Конечно, не мог он, любивший искренно Черногорию, он, поэт в душе, не мечтать о воинской славе своего народа, но, осторожный по преимуществу и рассудительный, не кидался в случайности и выжидал благоприятных обстоятельств. В годину 1848 года, постигая духовное влияние свое на славянские православные народы, особенно поморцев Боко-ди-Каттаро, он издал прокламацию, в которой убеждал подданных Австрии не слушать хитрых речей возмутителей порядка и крепко держаться законной власти.

Говорят, владыка в последние годы изменился к худшему; говорят, он стал скуп – и мало ли еще чего не говорят, но надобно знать, кто это говорит? Я слишком далек от безусловной хвалы покойному: довольно прошло времени, чтобы дать улечься страстям, я не видел владыку в последние годы, но хорошо знал прежде и могу повторить здесь то, о чем говорил уже некогда, а именно, что владыка нередко отдавал последнюю рубаху нищему: в натуре ли человеческой измениться до такой степени и превратиться, еще в молодые лета, в скупца. Если же он оставил некоторые прежние благие начинания, требовавшие издержек, то причиной тому были во-первых, встреченные им препятствия и неудачи; во-вторых, болезнь, продолжительная и тяжкая, которая, конечно, не могла не иметь влияния на его характер, хотя не в такой степени, как об этом говорят. Всякий, кто знал его, был очарован им. С одинаковым увлечением описывает его и хладнокровный англичанин Вилькенсон и немец Коль, не говорю уже о русских путешественниках.

У владыки, кроме нескольких двоюродных братьев, осталось только двое неженатых племянников: Даниил, сын Станка, внук Стефана, старшего брата святопочившего, и Крсто, сын Машана, внук Савы. Последний, как единственный во всем семействе, по желанию родных, должен был жениться. Владыка избрал преемником своей митрополии и власти над народом Даниила. С ним Черногория вступила в новый путь правления. По желанию сената и народа, Даниил утвержден князем и правителем.

Вступление его в правление сопровождалось некоторыми мелкими интригами, которые без трудов были рассеяны, и по возвращении его из Петербурга в Черногорию все пошло обыкновенным порядком внутри ее; но извне, со стороны Турции, готовилась страшная гроза!

Даниилу было около 23 лет, когда его признали князем. Он невысокого роста, блондин, что редко встречается между черногорцами. Я вообще неохотно говорю о людях еще живых и находящихся на поле действия: свет так создан, что всегда готов заподозрить человека в пристрастии; притом же факты говорят иногда убедительнее всякого описания, и так я изложу сами факты.

Турецкое правительство, как мы видели, смотрело всегда неблагоприятно на самостоятельность Черногории. Время от времени оно снаряжало против нее целые армии и больший или меньший промежуток покоя зависел большей частью от личных свойств пашей, командующих на границах, и владыки, управлявшего Черногорией, и наконец от положения дел в самой Турции. При покойном владыке не бывало сильного ополчения, и мы уже показали тому причины; но смерть его и последовавшее затем колебание Черногории в выборе князя показались слишком благоприятными Турции, чтобы привести в исполнение давнишние планы. К тому же явились люди предприимчивые и честолюбивые, умевшие подвинуть свое правительство на совершенное завоевание Черногории и слишком самонадеянные, чтобы не обещать заранее исполнение этого.