Напрасно некоторые из писателей усиливаются придать замысловатое происхождение морлакам; оно объясняется очень просто: по мере расширения круга владычества турок, на окраинах его являлись выходцы из различных славянских земель, бежавших от преследований религиозных и тиранства турок; эти новые ускоки являлись заклятыми врагами магометанства. К ним должно отнести и морлаков, которые образовались по преимуществу из сербов и босняков, из которых, может быть, часть бежала в горы Далмации еще после разгрома царства Сербского на Косовом поле, а другая важнейшая – в начале XV века. Ими, как заклятыми врагами турок, пользовались соседственные государства, особенно впоследствии Венецианская республика, для защиты своих владений; но этим и ограничивались их взаимные сношения: республика не раз предавала их одних на жертву турок. Вообще эти славянские племена на юге, подобно как русские на севере, служили главным оплотом, сдержавшим турок от общего разлива по всей Европе.
Происхождение слова «морлак» довольно трудно объяснить. Вук Караджич толкует по-своему этот темный вопрос: сербы православного исповедания, говорит он, называют обыкновенно своих римско-католических соплеменников «Шокац»; а эти последние называют православных «Валах» или «Влах». Отсюда слово МореВлах, или, наконец, Морлах, т. е. Влах, живущий у моря. Предоставляю читателю судить, в какой степени удовлетворительна такая этимология.
Глава IV
Печальное приключение. – Гравоза, гавань Рагузы, ее сады и цветущая долина Омблы. – Затруднительное положение греческих судов в Гравозе и приготовление к взрыву их. – Гулянье между Гравозой и Рагузой. – Нынешняя Рагуза и древняя. Время республики; причины продолжительного существования ее. – Вероисповедание. – Переезд от Рагузы до Бокко-ди-Каттаро сухим путем и морем.
Однажды пришлось мне делать ночью переезд от Меледы до Рагузы; тут всего часа три плавания на пароходе. Я было лег спать; вдруг чувствую толчок, другой, и потом пошла страшная суматоха на палубе; я выскочил из каюты вместе с другими, которые еще не успели уснуть.
– Что случилось?
– Пароход наткнулся на барку, нагруженную плитняком; барка и люди исчезли в воде.
Мигом остановили пароход и спустили лодку с матросами. Через несколько минут мы увидели всплывшего на поверхности человека; но он едва мелькнул и опять скрылся… Видно было при лунном свете и ясном небе, что он еще раз приподнял из воды руку, как бы указывая место, где находится, и взывая о помощи; но лодка была далеко и повернула к другому из погибавших, который еще барахтался в воде, силясь освободиться от тяжести намокшей одежды. Матросы подоспели вовремя и вскоре привезли его на пароход. – «Что же вы не спасали другого?» – воскликнуло несколько голосов. – «Нечего даром время терять», – отвечали равнодушно матросы, поднимая наверх шлюпку. – «Смотрите, смотрите, там еще плывет один!» – «Этот плавает как рыба: ему не надо шлюпку!»
Человек, спасенный матросами, был старик лет 60-ти, но еще бодрый и здоровый; первое восклицание его было: «Моя барка! Моя барка!» – «Пошла ко дну», – отвечали матросы. И несчастный залился слезами: это было все его состояние. Потом он как будто спохватился, и быстро и дико стал проталкиваться вперед. – «Где мой сын?» – спросил он трепещущим голосом. Все молчали. Мальчик, который плыл как рыба, в одной рубашке, и вскарабкался на пароход, как кошка, стоял тут, продрогший от холода – это было в марте месяце. Старик кинулся с поднятыми руками на мальчика: «Где сын мой, говори!» – Мальчик, привыкший к побоям, стоял равнодушно, выжимая воду из своей рубахи. – «Не бей его!» – закричал один из матросов – «Сам виноват, зачем спал и не убирался с дороги?» – Несчастный все понял. Он несколько времени стоял, как пораженный громом. – «Только и было добра, что барка, только и было помощников, что один сын… все пропало! Остался как перст один!.. и как стану доживать век… и чем питаться…» – Чувство отцовской любви и забота материальная о будущности как-то странно перемешивались в уме его. Сердце сжималось, слушая эти простые, но полные отчаяния слова старика, который еще накануне ложился спать таким покойным и довольным, и пробуждение которого было так ужасно.