«Вот упрямый мальчишка!» — И Ярулла на всякий случай встал перед радиатором и даже облокотился на него.
— Кто там с тобой? — не без лукавинки спросил бывший шорник, которому он сообщил о своем приезде по телефону.
— Мой младший сын Ахмадша. Инженер, — пояснил с гордостью буровой мастер.
— А это моя правнучка Энже, наш зоотехник, — в тон ему сказал Усманов, щуря на гостей острые глаза и посмеиваясь в седую бородку, похожую на клочок ваты, прилипший к его широкому лицу. — Правда, очень молодой зоотехник. Всего-то ей девятнадцать лет, но за год работы на ферме ни одного случая падежа. За каждого теленка, за каждую корову, словно солдаты, сражаются мои колхозницы. А что на вооружении? Кукуруза. Как мы раньше жили без нее, ума не приложу! Пастбища-то у нас — горе, только звание одно. Вот наша Энже и воюет. — Усманов снова с выжидательным любопытством взглянул на Ахмадшу, который, насупясь, сидел в машине. — Отчего он у тебя такой неповоротливый? Или укачало дорогой?
— Ну что вы, дедушка! — быстро шепнула Энже, уже успевшая рассмотреть гостя.
Будь Ахмадша повеселее, она решила бы, что он просто попугал ее, нарочно шумнув машиной: не мог ведь городской инженер оказаться растяпой за рулем! Но почему он не выходит?
Пользуясь правами хозяйки, Энже подошла сама, заглядывая в открытое окно, спросила приветливо:
— Разве вы не хотите посмотреть, как мы здесь живем? Конечно, вас, нефтяников, трудно чем-нибудь удивить, в деревне особенно. Зато у нас природа чудесная.
Звонкий девичий голос заставил Ахмадшу поднять голову.
Не таясь, с восхищением смотрели на него большие черные глаза. Их смелый взгляд из-под густых ресниц и резко очерченные брови странно не соответствовали доброму, даже кроткому выражению ярких губ. Черные до синевы волосы, собранные в тяжелую косу, пышно кудрявились над чистым лбом.
«Громоотвод!» — подумал Ахмадша, но насмешки не получилось: угрюмо, но и с интересом глядел он на девушку.
Прочитав письмо Ахмадши, врученное ей посыльным, Надя вскрикнула — невыносимая боль стиснула сердце.
— Да что это он? Просто с ума сойти надо! «Сейчас сказать друг другу „да“ мы не можем… Я должен убедить отца…» В чем убеждать его? Разве я совершила что-нибудь постыдное?
Она попыталась еще раз прочитать письмо, но строчки прыгали, сливались перед глазами. Не в силах справиться с лихорадочной дрожью, боясь, чтобы посторонние не увидели ее в этом жалком состоянии, девушка захлопнула дверь, бросилась на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, дала волю слезам. Еще никто никогда не наносил ей такого жестокого оскорбления.
Ни на минуту не усомнилась она в подлинности письма. Кто посмел бы так злобно пошутить? Нет, подозрение закралось еще в тот вечер, когда Ахмадша не пришел, не позвонил. Он не дал знать о себе и на другой день, и на третий, и вот — письмо.
— А со мной ты не боишься порвать? — гневно прошептала она. — Почему ты не пришел сам, чтобы сказать прямо, а, как жалкий трус, спрятался за родню?
Когда иссякли слезы и уже не было сил плакать, один вид этого письма снова причинил девушке боль. Куда девалась ее выдержка, светлая, гордая уверенность, с которой она смотрела в будущее! Если бы Дина Ивановна увидела ее в таком отчаянии, она не узнала бы дочери. Но мать поглощена делами в Светлогорске.
«И хорошо, что ее не было дома, когда мне принесли записку Ахмадши, унизительную для нас всех, — с тоской подумала Надя. — А отец…»
«Мы будем счастливы, папа!»
Некстати вспомнившиеся слова вызвали новый взрыв рыданий, заглушенных подушкой.
Ночь прошла, точно в бреду.
Рано утром задребезжал телефон, и у Нади сразу промелькнуло: «Ахмадша!» Она еще не решила, как будет говорить с ним, а уже сжимала трубку в руке.
— Да. Вас слушают…
— Надюха, это я! — с наигранной веселостью прозвучал голос Юлии. — Собираюсь сегодня нагрянуть к тебе, покупаться, позагорать, хоть часика два поваляться на пляже. Ведь лето уже кончается. Я думаю, вы с Ахмадшой не будете возражать, если я проведу денек в вашем милом обществе. А? Чего ты молчишь? Попала в татарский полон и совсем забыла друзей!
— Да нет, — с трудом вымолвила Надя и закашлялась.
— Что ты там бормочешь? Простудилась? Не надо, деточка, злоупотреблять лунными ваннами!
— Я… Видишь ли, я… — Надя помедлила, не зная, каким образом уклониться от несносного посещения. — Я уезжаю. Да, да! Собралась экскурсия. Хотим побывать в местах, где жил Шишкин, где он писал свои картины. Меня уже ждут на пристани.
Но от Юлии было не так-то просто избавиться.
— Черт с вами, поезжайте! — непринужденно ответила она. — Но ключ от дачи оставь у соседки. Мы с Юркой все равно явимся: завтра же выходной. Когда ты вернешься со своим Чингисханом, мы выпьем за ваше будущее семейное счастье.
Не ответив, Надя положила трубку и долго сидела, не шевелясь, понурив голову. Капли холодного пота проступили на ее лице.
«Нет, я в самом деле уйду куда-нибудь. Я не могу сейчас встречаться с ней!» — подумала она, порывисто вставая.