Ярулла сам прислуживал пожилым гостям за столом, накрытым в спальне. В столовой, дверь в которую была широко распахнута, веселилась молодежь. Сколько их там собралось — румяных, яркоглазых, густоволосых! Вон Салих в черном костюме и ослепительной рубашке при галстуке, с цветком в петлице. Рядом Хаят… На ней белое, как первый снег, платье, в черных, пышно взбитых волосах веточки тоже белых роз. На шутки гостей она не отзывается, искоса поводит глазами на Салиха с необычайной для нее застенчивостью. Девчонка и девчонка! Ярулла принимает от женщин блюда, потчует гостей, то и дело посматривая на дочь, и кажется ему, что все это шутка: вот-вот его Хаят вскочит с места и выбежит со смехом из комнаты, размахивая руками.
Свадьбу справляют не по-татарски, совсем не так женился Ярулла на Наджии. И не русская свадьба: без фаты («Что с ней путаться, — сказала Хаят, — это уже по-церковному!») и без обмена кольцами, хотя крошечное золотое колечко Салих невесте преподнес.
«Ах ты, невеста!» — мысленно с доброй усмешкой обратился Ярулла к дочке. Ей он все прощал, и, словно в благодарность, она порадовала его хорошим выбором мужа: славный джигит и настоящий нефтяник ее Салих. Молодец Хаят!
Но проходит по комнате Минсулу с дымящимся блюдом в руках, склоняет тонкий стан то к одному, то к другому гостю, и тяжелая коса медленно перекатывается по спине, покорно следуя ее гибким движениям. Ярулле становится не по себе: богато накрыты столы, радостно шумит молодежь, а лицо старшей, незамужней дочери бледно и грустно.
«Веселитесь, смейтесь, а я уже ничего не ожидаю от жизни!» — как будто говорит она.
«Зачем так? — думает Ярулла. — Вырастили мы тебя, выучили, счастья тебе хотели, никогда ни словом, ни щелчком не обидели. Сами с матерью в молодости куска не съедали, чтобы вы были сыты и одеты! Как же ты отошла от нас?»
Ярулла и теперь считает себя правым. Ему в голову не приходит, что даже неудачное замужество лучше, чем та пустота, на которую обречена его Минсулу.
Он все время топчется возле стола (не пристало хозяину сидеть, когда в доме праздничный пир), вытянув шею, ищет взглядом Ахмадшу, только что вернувшегося с вахты. Мрачен и сын среди общего веселья…
«Хоть бы для вида улыбнулся! Сестра замуж выходит, а он сидит, будто на похоронах, — с досадой отмечает Ярулла. — Не богатую невесту ему подыскали, а такую, чтобы радостью для него была. Ну, пока не дал согласия, пока еще о другой думает, а зачем же на родных волком смотреть?»
Поглядывает издали Ярулла на чернобровое похудевшее лицо сына, с непривычно, точно от усталости, сощуренными светлыми глазами, и крутая досада борется в отцовской душе с жалостью.
Гости пьют и едят, громко смеются, рассуждают о нефти, об автоматике на буровых, о том, как быстро строится Казань.
Не зевай, хозяин, тарелки гостей не должны пустовать: пододвинь одно кушанье, предложи другое. Кому селедочки, кому икры или грибочков. Есть еще салаты, нарядно украшенные, хотя уже порушенные, заливное из судака, гусятина жареная с румяной картошкой, куры, фаршированные яйцами, салма из молодого жеребенка. А сколько бутылок и графинов гуляет по столам!
Прислуживая гостям, Ярулла следит и за своими хозяйками: не надо ли чем помочь? Наджия, нарядная Фатима и соседки-помощницы так и сновали возле столов — позор, если кто-нибудь останется недоволен угощением!
Старой уже казалась Наджия, гораздо старше своих пятидесяти лет. То ли полнота ее старила, то ли огрубевшие черты лица; только брови были по-прежнему шелково-черны. Рано отяжелела она и на ногу. Зарифа против нее совсем молодушка. Вон как она, звонкоголосая сватья Низамовых, хороводит среди молодежи, в свою компанию не идет, может быть опасаясь ухаживаний подвыпившего Джабара Самедова. Дерзка и смела она, но от Самедова отделаться не так-то просто.
Зарифа увивается возле молодых: то поправляет прическу Хаят, то шепчет что-то Салиху. Вот над сидящими за столом проплыл баян. Все теперь не так, как в старину!
Жених принял баян, озорновато улыбнулся и развел певучие его мехи. Хаят сразу заметно приободрилась, задорно выпрямилась, вскинув голову, отчего стали заметнее маленькие ее груди.
«Ах ты, невеста!» — снова с ласковой усмешкой подумал Ярулла, но тянуло его к Ахмадше, и, отвечая невпопад на вопрос Ильи Климова, он опять посмотрел на младшего сына. Все так же до неприличия хмуро сидел тот за столом.