Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)

Граф Милорадович, генерал-губернатор С.-Петербургский, человек как говорили, добрый, храбрейший из генералов, но до того мало знакомый со своими обязанностями и беспечный, что накануне еще 14 декабря не знал и не верил в заговор, Милорадович достал с большим усилием весьма мало распространенную «Оду на свободу», написанную Пушкиным почти экспромтом, о которой он сам и друзья его уже забыли, по незначительности стихотворения. Придавая большую важность этому ребяческому произведению, Милорадович доложил его Государю в смысле до того неблагоприятном для Пушкина, что Государь хотел показать над ним пример строгости, совершенно ему несвойственной, и сослать его даже в Сибирь. Но тут встрепенулось гнездо «Арзамасцев», хотя разрушенное в целом, но существовавшее в частях. Они подняли на ноги графа Каподистрия и Карамзина, и их ходатайству Пушкин обязан был, что мало пострадал за свое легкомыслие. Он был отправлен на службу в Екатеринослав к Попечителю южных колонистов генералу Инзову, человеку старому, доброму, но преисполненному странностей, который от души полюбил молодого изгнанника, хотя тот часто подшучивал над ним. Отсюда начинается странническая жизнь Пушкина в южном крае России.

В июне 1820 года случился пожар в Царском селе: сгорели часть дворца и лицея, и это произвело тяжелое, мрачное впечатление на Александра; он промолвился, что видит в этом предзнаменование дурное, что счастье, сопутствовавшее ему, с этих пор отвернется. Вследствие такого настроения, он придавал каждому событию особое значение и важность.

Известное происшествие в лейб-гвардии Семеновском полку, сильно поразило Александра I; впрочем, этому много способствовала самая обстановка происшествия. Семеновский полк был любимейшим полком Александра; еще при Павле Петровиче он был шефом полка и свыкся с ним, как со своей семьей. Семеновцы обожали Государя и избрали его образцом для своего подражания. Никогда не слышно было грубого слова, не только брани, ни на ученье, ни в казарме, – о телесном наказании и речи не могло быть. – Говорят, что офицеры простерли свою вежливость до того, что были с солдатами на вы, но в произведенном по делу следствии об этом не упоминается. Если бы офицера увидели на каком-нибудь шпиц-бале или в другом нескромном заведении, он был бы удален из полка обществом товарищей; если бы солдата встретили пьяным на улице, его непременно как-нибудь выжили бы свои же; да это и не могло случиться. Офицеры занимались большей частью серьезным чтением или обучением грамоте солдат и редко посещали общества. Те и другие смотрели несколько свысока на прочие войска; одежда, пища их была лучше, чем в других полках, чему обязаны были своему шефу, а также полковому командиру, генерал-адъютанту Потемкину, этому джентльмену в полном значении слова. Пуританизм офицеров простирался до того, что они даже не курили табаку. Конечно, в нравственном отношении едва ли существовало в Европе другое подобное войско.

Отстал ли полк в фронтовом отношении, были ли другие причины, только граф Аракчеев давно уже поговаривал, что «надо выбить дурь из голов этих молодчиков», но не решался прямо сказать Государю, зная его привязанность к полку. Когда же назначен был командиром бригады, в которую входил и Семеновский полк, великий князь Михаил Павлович, тогда он заговорил громче и последствием его настояний было то, что, вместо Потемкина, назначен был полковым командиром известный по фронту и суровому обращению с офицерами и солдатами, бывший командиром Екатеринославского гренадерского полка, Шварц. При первом же учении палки посыпались градом на спины солдат. Они взволновались, и однажды, вместо того, чтобы идти на ученье, стали безмолвно, неподвижно, без ружей перед казармами; все доводы, угрозы были напрасны, и только, когда им скомандовали: «В крепость!» – они двинулись и беспрекословно исполнили команду. Конечно в присутствии Государя в Петербурге ничего подобного не могло случиться. Известие Александр получил в Троппау. На беду русский курьер, адъютант князя Васильчикова, Чаадаев, опоздал целыми сутками, и Государь узнал о происшествии от князя Меттерниха, который постоянно твердил, что дух возмущения направленный против властей, установленных законом, проник и в Россию: такой взгляд отразился в письме Государя к Аракчееву по этому случаю, где говорится, что причину неповиновения полка он приписывает не полковому командиру, не офицерам, а внушениям, влиянию тайных обществ. Весь полк, как известно, был раскасирован и набран из новых солдат и офицеров.

Пламя революции распространялось все более и более в Европе. Начавшись в испанских колониях Америки, оно перешло в метрополию, оттуда в Португалию, Турин и Италию. В Австрийской империи, составленной из народов различных происхождений и вероисповеданий, хранилось множество воспламенительных элементов; тайные зажигатели скрывались повсюду от бдительности правительств.