Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)

Замечателен разговор Бальмена с Монтолоном перед отъездом в Рио. «В Вас одних, – говорил этот добровольный изгнанник, – заключается для нас и нынешнее общественное мнение и суд потомства: можете ли вы быть уверены, что в отсутствие ваше они (тут разумелся и австрийский комиссар) не покусятся на жизнь императора?» Само собой разумеется, что Бальмен успокоивал его как мог. Блудов, которому Бальмен сообщил этот разговор, в свою очередь доносил о том, что доктор О’Мейра, по возвращении его с острова Св. Елены, обвинял в присутствии многих, сир Гудсон Лау в том, что тот будто бы поручал ему отравить Наполеона. Разумеется наш поверенный в делах сообщает это известие как слух, которому не придавал большого значения.

Из донесения Блудова, мы убеждаемся, как зорко следило английское правительство за всем, что имело какое-нибудь отношение к знаменитому узнику, и действуя в этом случае вопреки своих конституционных и нравственных начал, перехватывало частные письма, отправляемые с острова Св. Елены; наконец решилось наложить руку на бумаги и на самого генерала Гурго, возвратившегося оттуда и проживавшего уже несколько времени в Лондоне очень мирно и спокойно. Гурго прибегнул было к силе, чтобы защититься от английских полисменов, но конечно этим только подал больший повод к обвинению себя. Вообще, из всех депеш нашего посольства виден тот страх, который внушало еще имя Наполеона некоторым правительствам, а вместе с тем и сочувствие отдельных лиц к узнику, как не старались скрыть его настоящее положение.

Блудов представляет ясную картину тогдашних отношений Англии к Америке. Он говорит, что воспламенение страстей, произведенное еще недавней, ожесточенной войной, стихает, но за то быстро возникающее благосостояние Соединенных Штатов, его торговля, самые постановления возбуждают зависть и затаенные опасения; злоба накипает при каждом политическом столкновении двух наций и обещает перейти в вечное враждебное соперничество.

На поприще английской журналистики Блудов, как видно из переписки его с графом Каподистрия, начал с опровержения клеветы по делам Польши, которая видно и тогда, как и теперь, составляла обычный предмет иностранной прессы. Не странно ли, что в то время, когда Александр даровал Польше обширную конституцию, вопреки противодействия иностранных держав, когда полное самоуправление господствовало во вновь созданном королевстве, нас осыпают упреками в том, что лучшие люди Польши и особенно ксендзы томятся в неволе в «ледяных странах Сибири». Впрочем, мы должны сознаться, что попытки Блудова еще менее чем Фабра принесли пользы для России. Опыт иностранных держав показал, что для того, чтобы иметь свой собственный, сильный и самостоятельный орган, или вообще пользоваться влиянием в журнальной прессе нужно много энергии, денег и таланту.

Проживши более двух лет в Лондоне, Блудов убедился, что состояние его, при том образе жизни и тех связях, которые он составил, расстраивается; а слишком усидчивая жизнь за занятиями и чуждый ему климат сломили его крепкую натуру. Он сильно заболел. Во время болезни вполне высказалась приязнь к нему графа Ливена и лондонских друзей семейства Блудовых, которые окружали его самой нежной заботливостью; но Блудов не мог вполне оправиться от последствий своей тяжкой болезни в Лондоне. Страстно любя Россию, он полагал, что родной воздух оживит его. Нельзя также не заметить, что сильное вмешательство графини Ливен в дипломатические сношения возмущало служащих при посольстве. Блудов настоятельно просился и был отозван из Лондона. Он совершил обратный путь частью морем, частью сухим путем через Эльзинер, Стокгольм и Або, и летом 1820 года прибыл в Петербург. Здесь ожидала его новая работа. Давно уже Государь (как сказано в предписании Блудову) хотел обнародованием важнейших политических актов и инструкций своим уполномоченным разрушить те обвинения, которые возводили на него в каких-то тайных замыслах против независимости и целости Европы. Кроме того, он желал сделать их вполне доступными для всех русских, которые могли бы судить о действиях по документам, а не по журнальным выдержкам и слухам, большей частью превратным. Государь высказывал также желание – положить начало введения русского языка в дипломатической переписке; чтобы приурочить его к этому употреблению, конечно ничего лучшего нельзя было сделать, как собрать и перевести политические акты на русский язык. Для этого-то труда был назначен Блудов, и так как эта работа была не под силу одному человеку, то ему предоставлено было выбрать себе помощников.