Блудова лично знал мало Александр Павлович, но в воспоминаниях Дмитрия Николаевича сохранилась простота и чарующее влияние его приема. В Москве Блудов нашел его чрезвычайно изменившимся. События 1812 года, как утверждают современники, в несколько месяцев состарили его; задумчивость и даже грусть выражались на лице, на котором все реже и реже показывалась его чарующая улыбка; говорили, что во время продолжительного пребывания в Москве, он был занят мыслью о составлении акта престолонаследия; помышлял тогда же отказаться от престола и искать отдыха и тишины в каком-нибудь уединении. Действительно, в следующем году, летом, Александр объявил совершенно неожиданно великому князю Николаю Павловичу, что он, «чувствуя совершенное ослабление сил, считает за долг и непреложно решился отказаться от престола, лишь только заметит по упадку своих сил, что настало к тому время[62]
. Я не раз говорил об этом с братом Константином, но он, с врожденным отвращением от престола, решительно не хочет мне наследовать. И так, Вы должны наперед знать, что призываетесь в будущем к Императорскому сану». Вскоре, после того, мы видим подтверждение той же мысли в словах великого князя Константина Павловича, который высказался любимому своему брату Михаилу, что он решился твердо и неколебимо уступить право свое, по порядку престолонаследия, великому князю Николаю. Но Государь долго еще медлил и не облекал свое предположение в законный акт, как будто колеблясь и не решаясь на важный шаг. Это колебание можно скорее приписать тому, что, вместе с порядком наследия престола, он хотел объявить и свое отречение, чем другому нелепому предположению, будто Александр, в случае смерти болезненной Императрицы Елизаветы Алексеевны и брака с другой, еще мог думать о прямых наследниках; такое предположение вполне опровергается многими свидетельствами, которые преждевременно было бы приводить здесь; мысли его все более и более отделялись от дел земных. В Москве он чувствовал себя лучше. Искреннее сочувствие народа облегчало его душу, а рождение великого князя Александра Николаевича окончательно решило его привести в исполнение свою мысль о престолонаследии.Если бы Государь здесь остановился на царственном пути своем и отказался от престола, он остался бы величайшим Государем и человеком в истории! Он был главным двигателем и решителем мировых событий Европы; внутри же государства – его живительные начала, исполненные благих и либеральных намерений, служили бы путеводными знаками для его преемников, между тем как торопливое, судорожное и непоследовательное приведение их в исполнение подорвало к ним веру и отодвинуло назад впоследствии.
Москва задержала Блудова своим радушным приемом. Здесь-то, обновившись жизнью полной, в кругу людей мыслящих, которые предпочитали скромную долю литератора всем превратностям света и службы, он отметил у себя в тетрадке: «Область творческого ума, ясных пониманий, высоких мыслей, сильных, горячих чувств и вдохновенных ими слов, ты была для меня землей обетованной, и, как Моисей, обнимая тебя взором, я не вступил в твои пределы!» Простившись надолго с Москвой и друзьями, Блудов отправился для дальнейших сборов в Петербург.
Александр I придавал большое значение печатной гласности, особенно заграничной; журнальная же пресса, следуя внушениям своих правительств, особенно в Англии и Германии, была сильно возбуждена против нас. Для противодействия этой прессе, для опровержения клеветы и распространения истины, Государь, по мысли графа Каподистрия, назначил во Франкфурт особенное лицо (Фабер), которое должно было следить за журналами европейского материка, вступить в сношения с влиятельными редакторами, доставлять им материалы или уже готовые статьи, и вообще знакомить Европу с настоящим положением дел в России. Такого же рода поручение возлагалось на Блудова в отношении журналов английских и американских; внимание его было особенно обращено на испанские колонии, которые вели ожесточенную войну против своей метрополии, почти явно поддерживаемую Англией, между тем, как Россия стояла за Испанию. Блудов отказывался было от этого поручения, извиняясь незнанием английского языка, но министерство, судя по инструкциям, слишком верило в его способности и настояло на своем требовании: оставалось повиноваться. Блудов отправился в конце апреля 1818 года.