Прибавим здесь, что еще за год до этого (1823 г.) был удален граф Гурьев из министерства Финансов. Не станем излагать причин удаления и отдадим вполне графу Аракчееву справедливость за назначение Канкрина управляющим министерством Финансов. Канкрин (впоследствии граф) вывел наши финансы и государственное хозяйство из самого бедственного состояния. Он организовал и привел в нормальное состояние наш бюджет, до того времени сильно страдавший от постоянно увеличивающегося дефицита; государственный долг, тяготевший над Россией в виде огромной массы ассигнаций (не говорю о внешнем долге), потряс до основания наш кредит, уронил курс до крайней степени, остановил торговлю и убил всякое доверие общества к правительству, которое нередко принуждено было, под разными предлогами, отклонять свои платежи: Канкрин, рядом распоряжений, согласных с духом времени и обстоятельствами, вывел правительство из этого затруднительного положения.
Граф Аракчеев остался без соперников. Официально, он носил только звание председателя Военного департамента в Государственном совете и главного начальника Военных поселений; но в сущности был единственным докладчиком по всем делам, не исключая и духовных.
Аракчеев, родом из мелких дворян Новгородской губернии; дома учился у дьячка, и выдерживаем был своим непреклонным отцом так сурово, что жизнь в кадетском корпусе, куда он попал, казалась ему раем после жизни домашней. Тут он отличался строгим исполнением приказаний, порядка и дисциплины, и прилежанием к математическим наукам, за что и выпущен в артиллерию, хотя особенных способностей, быстрых соображений в нем с детства не было заметно.
Впоследствии, в чине поручика, он попал в Гатчину, когда еще Павел Петрович был Великим Князем. Здесь, своею необыкновенною деятельностью, доведением дисциплины и выправки до совершенства, он умел снискать полное расположение к себе Великого Князя, который, взойдя на престол, осыпал его милостями и богатством и возвел в графское достоинство. Потом, однако, за свою жестокость, Аракчеев попал в опалу, сослан на житье в деревню и вызванный опять Павлом, уже не застал его в живых. При Александре он был назначен Инспектором артиллерии, и при помощи людей, которых умел выбирать, сделал много полезного. Мы видели, при каких обстоятельствах он был призван к деятельности более обширной; но трудно понять, каким образом Александр I-й, со своей возвышенной душой, с обширным образованием и тонким, проницательным характером, мог так безусловно предаться этому человеку.
В царствование Александра Павловича, после известного триумвирата, два лица, в различные периоды времени, имели самое сильное влияние на государственное управление: граф Сперанский и граф Аракчеев; но каким образом сопоставить эти два лица вместе! Один, с обширным образованием, с умом, налету улавливающим идеи и слова Александра и излагающим их в прекрасной форме на бумаге, с манерами вкрадчивыми, льстивыми без унижения, с побуждениями возвышенными, со страстями благородными, скитающийся в отчаянии в лесу по смерти своей нежной и милой Елизы. Другой – нрава крутого, сердца жестокого, неумолимого, и таких свойств, которые никак не могли быть по душе Александру, любовник чудовищной Настасьи, который, по смерти ее, тоже приходит в отчаяние, но выражает его иначе – истязанием бедных крестьян Грузино, мало образованный, не умеющий написать дневного приказа без грамматических ошибок; самая наружность его скорее могла отталкивать, чем привязывать к себе. – Один, в пылком воображении своем, хотел создать для России храм славы, в который бы мог внести свое окруженное блеском имя, другой строил для нее казарму и ставил у дверей фельдфебеля, чтобы легче было наблюдать за ней. В одном разве сходились эти два человека, – это в своем неуважении, чтобы не сказать презрении, к людям; но и тут побуждения были различны: Сперанский считал себя слишком высоко поставленным над ними по уму и способностям, обходился без них, и принимал безусловную приверженность к себе немногих своих сеидов, как должную дань, не обращая на них самих никакого внимания. Другой, напротив, нуждался в людях, и это ему тем было досаднее; за то он употреблял их как материал и, по миновании надобности, выбрасывал вон. Он был в опале при Императоре Павле, как мы уже сказали, именно за свою жестокость к подчиненным; при Александре I он также попал было в немилость по той же причине, но эта немилость продолжалась недолго и заменена полной доверенностью. Каким же путем он приобрел эту доверенность? Здесь, как и во многом другом, характер Александра остается неразгаданным.
Правда, на стороне Аракчеева было одно важное преимущество: он изучил Александра еще с детства, во время пребывания в Гатчине, и, одаренный природным инстинктом, умел воспользоваться происшедшей переменой в Государе, уставшем от бремени правления и поколебавшемся в доверии к людям. Сперанский недаром называл Аракчеева, несмотря на наружную неуклюжесть его, ловким царедворцем.