Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)

Государям редко приходится слышать истину; она имеет для них нередко прелесть новости. Александр, испытавший все роды лести и восхвалений, чувствовал особенное от них отвращение; он любил, чтобы ему говорили искренно, в какой бы резкой форме не высказывалась истина; Аракчеев, как казалось Александру, был предан ему безусловно и безгранично; открыто, хотя иногда грубо, высказывал все, что было на душе, трудился неусыпно и по-видимому бескорыстно, отказываясь от наград во все время царствования Александра[70] (он получил богатый, осыпанный бриллиантами другой портрет Государя, присланный ему уже из Таганрога, в последние дни царствования Александра). Не должно забывать также, что Александр уже проникся мыслью, которую ему постоянно старались внушить извне, что дух волнения и непокорности властям, господствовавший в Европе, распространился в России, и что только насилием можно подавить его, а для этого, как ему казалось, Аракчеев был необходимым человеком. Александр забывал, что даже в то время достаточно было одного появления его, чтобы смирить всякое возмущение.

С именем Аракчеева тесно связано учреждение Военных поселений. Кому принадлежит проект этого учреждения, кто составил его? – неизвестно. Но если вы со вниманием сравните его с проектами Императора Павла Петровича[71], который писал их бывши еще наследником, то убедитесь, что в нем преобладают гатчинские идеи. Только Великий Князь полагал поселить войска по границам России, сообразно силам противолежащего государства, для того, чтобы иметь возможность удержать нападение его. Это учреждение, напоминающее собой Австрийских граничар, совершенно противное духу и характеру нашего народа, приведенное в исполнение с непреклонной волей, с суровостью, неотступностью от малейших предначертанных и противоестественных форм, произвело всеобщий ропот и наконец открытое возмущение в некоторых селениях; но такое неповиновение только раздражало упрямую настойчивость графа Аракчеева, который рядом жестоких наказаний заставлял поселенцев сносить молчаливо свою участь.

Если самая мысль военных поселений нашла сильное противодействие в графе Барклае-де-Толли, которого мнение по этому случаю отличается силой и логической последовательностью, то, к сожалению, исполнение ее имело своих безусловных хвалителей между лицами высоко поставленными, посещавшими Грузино, что невольно вводило в заблуждение Государя Императора; сохранилась, как библиографическая редкость, брошюра графа Сперанского[72], который также поддался увлечениям и восхвалял создание всесильного временщика.

В России связь народа с Государем образовалась не вследствие какого-нибудь механического строя или отвлеченного, юридического начала, но истекает из более глубокого источника: она прирождена русскому народу и основана на полном доверии народа к царю, как человеку, с которым у него одни страсти, одни стремления, который разделяет его радости и бедствия как свои собственные и, как щитом, прикрывает собой народ от всех невзгод – внутренних и внешних. Lo stato è  tutto, l'uomo è nullo[73] – ни в каком случае не применимо к России. В каком ином государстве могла бы высказаться так искренно, так единодушно та глубокая скорбь, которая постигла в последнее время царскую семью? есть ли хижина в России, где бы она не оставила следа печали непритворной? В несчастье эти сближения народа с Царем – высказываются резче и яснее. Мы видели, как единодушно сказался народ Государю в годину бедствий 1812 года, несмотря на недавний еще ропот; тоже повторилось в ноябре месяце 1824 года, хотя влияние графа Аракчеева неблагоприятно отзывалось в народе.

Продолжительный морской ветер нагнал массу воды в Неву и она, выступив из берегов, разлилась по улицам и площадям столицы, угрожая людям, нарушившим тишину и необитаемость ее негостеприимных берегов, всеобщим разрушением и уничтожением. Обломки деревянных домов и утвари носились по улицам; катера спасали людей. Население было в страшной агонии; видели ясно, что если морской ветер продолжится еще часа два, то город погиб. Провидение, на этот раз, отклонило гибель; ветер начал стихать и переменять направление: вода убыла; но бедствия, которые она оставила за собой, были огромны.