Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)

Давно сравнивают Монархическое правление с отеческим, и это сравнение прилично всем Монархиям, сколь бы впрочем между ними ни было различия в законах, определяющих права народа, или образ действий правительства. Отец есть глава семейства, из младенцев ли оно составлено, из юношей, или из мужей зрелых летами и опытностью. Но в попечении о младенцах, отец обязан сам все предвидеть, принимать все предосторожности, одним словом, за них и мыслить и действовать. Руководствуя юношами, уже недовольно иметь сведение о их главных нуждах и пользах; должно узнавать их склонности, желания, составляющие особый род потребностей, должно с оными соображать свои действия. Когда же дети в зрелом возрасте, то самые их мнения имеют необходимое влияние на поступки отца, и зависимость таких детей можно назвать только зависимостью почтения. Управление в двух последних случаях и труднее, и легче, нежели в первом; средства для действия не столь просты, зато и ошибки не столь часто неизбежны; но сей образ правления не может существовать без взаимной доверенности, следственно без взаимных почти непрестанных сношений, между отцом и детьми. Как опасно оставлять младенцев, без некоторого принуждения, в жертву их прихотям и неразумию; но как же опасно неосторожным противоборством возмущать страсти юношей, или, действуя вопреки советам благоразумия, унижать себя в глазах сынов, достигших зрелости! А что определяет сию зрелость, кроме богатства понятий и сведений, кроме степени просвещения.

«Что спорить о конституциях? Всякое государство имеет свою конституцию, ему сродную». Так часто говорит наш историограф Карамзин. Конечно, могли б мы отвечать ему, и всякий человек имеет свое сложение: но один, перенося труды, безпокойства, неприятности, только приобретает новые силы, другой, как былинка, погибает от дуновения ветра. Кому же лучше? Нельзя лечиться от сложения; но если мы изберем приличный род жизни, если будем постоянно наблюдать за собой, переменяя мало-помалу свои навыки, укрепляя себя хорошею пищею и трудом, то можем достигнуть до степени здоровья, о коей прежде не смели и думать. И что же? В иных обстоятельствах, хилый человек переживет Геркулеса.

Слог Батюшкова можно сравнивать с внутренностью жертвы в руках жреца: она еще вся трепещет жизнью и теплится ее жаром.

Глядя на пышное освещение Петергофского сада, мы всего более любовались цветом зелени. От огня плошек в ней является чудесная, пленительная нежность, коей она не имеет при естественном свете. Так искусство может украсить природу, так блистательное выражение дает известной мысли новую свежесть и жизнь.

Чувство благодарности так сладостно, что я желал бы распространить его за обыкновенные пределы, то есть, на благодетелей без намерения. Тогда мы будем с удовольствием счастливой любви смотреть и на красоты природы, и на произведения искусств, их отражающие. О Жуковский, – если бы я не имел к тебе чувства дружбы, сего чувства, в коем все сливается, и почтение к благородной душе твоей, девственной от всех порочных побуждений, и бесценное ощущение твоей любви, наконец и воспоминание первых лет и надежд, Жуковский, я бы еще любил тебя за минуты, в которые оживляюсь твоими стихами, как увядающий цветок возвращенным свежим воздухом. Два дни я страдал моральной болезнью, и эту болезнь можно назвать каменною, ибо в ней все способности души и ума каменеют: мне казалось, что я утопаю в какой-то пустоте и тщетно ищу в ней себя; но случай привел мне на память стихи Жуковского, давно не читанные, и я почувствовал свое сердце. Очаровательная музыка! тобой я буду лечиться от новой тарантулы, которая не дает смерти, но отнимает жизнь.

«Слышишь ли, – сказал однажды А, – как скрипит эта дверь? Странно: в ее скрипе выходит верная музыкальная нота». – «Это одна из шуток случая, – отвечал Д, – так у иных поэтов бывают удачные стихи, а у иных искательных проскакивают через душу благородные чувства».

Я, может быть, имею слабость иногда бояться, чтобы меня не сочли дураком, но по крайней мере никогда не боялся прослыть сумасшедшим; ибо знаю, что для некоторых людей все прекрасное есть безумство. Спросите у глупца: кто сумасшедший? Он верно укажет на человека с воображением и умом необыкновенным; а в глазах эгоистов, тиранов, безбожников? и пламенный Христианин, и обожатель свободы, и страстный любовник добродетели или славы, – все это сумасшедшие. Какая хула на бедный разум!

Иные люди наделали много зла, и не могут быть названы злодеями: это имя для них слишком благородно. Они не злодействуют, а только пакостят с вредом для ближнего.