— Я буду краток, мистер Холмс, — проговорил он наконец задумчиво. — Расскажу только то, что необходимо для дела. Даже это бесконечно тяжко. Когда в молодости я искал золото в Бразилии, я познакомился с Марией Пинто Порто, которой суждено было стать моей женой. Она была дочь чиновника высокого ранга в Манаусе и необычайно хороша собой. В то время во мне кипела горячая кровь, но и сейчас, когда я умудрен годами, я не могу забыть ее редкостную красоту. По сравнению с американками — а только этих женщин я до тех пор знал — она поражала глубиной и страстностью своей натуры, искренняя, причудливая, чуть капризная — словом, южанка, женщина до мозга костей. Мы поженились по любви, но моей любви хватило на несколько лет, и тут я понял: ничто больше не привязывает меня к этой женщине. Все было бы гораздо проще, если бы и она ко мне охладела. Но знаете ли вы женщин, созданных для единственной любви?! Я пытался помочь ей избавиться от этого чувства; даже если бы она воспылала ненавистью ко мне, нам обоим было бы легче. Именно поэтому я был груб и даже иногда жесток с ней, однако несмотря на это, в туманной Англии ее любовь оставалась такой же пылкой, какой была двадцать лет назад на знойных берегах Амазонки. Мои выходки не производили на нее впечатления.
Тут на нашем горизонте появилась мисс Грейс Данбар.
Мы искали гувернантку для детей и дали объявление. По объявлению пришла девушка удивительной красоты — вы, конечно, видели ее фотографии в газетах. Не буду лицемерить: невозможно жить под одной крышей с таким созданием и оставаться равнодушным. Новая любовь захватила меня. Вы смотрите на меня с осуждением?
— Любовь неподсудна. Вот если бы вы стали навязывать ее лицу, находящемуся от вас в зависимости!..
В ответ на этот невысказанный упрек Гибсон, метнув на собеседника недобрый взгляд, взволнованно продолжал:
— А хоть бы и так! Я такой, какой я есть, и никогда не притворялся паинькой. Я привык добиваться, чего хотел, а сейчас больше всего на свете я хочу быть с этой женщиной. И она это знает.
— Вы ей сказали? Как вы могли?
Холмс и не пытался скрыть овладевший им гнев.
— Да, я сказал ей, что если бы был свободен, то немедленно просил бы ее руки. Но я не был свободен. И я предложил ей все остальное, что только можно сделать для счастья и спокойствия любимой женщины, не считаясь при этом с деньгами.
— Вы полагаете, что вели себя как благородный человек? — интонация Холмса была очевидно саркастическая.
— Мне казалось, мистер Холмс, что вы собирались задавать мне вопросы, а не читать нравоучения. Поверьте, я в них не нуждаюсь!
— Я взялся за ваше дело не ради вас, а ради мисс Данбар. Преступление, в котором ее сейчас обвиняют, не многим тяжелее того, к чему вы ее, по собственному вашему признанию, склоняли. И как, по-вашему, я должен оценивать вашу попытку обесчестить женщину, которая живет в вашем доме и полностью от вас зависит?
Поведение Золотого Короля было поистине непредсказуемым: этот резкий упрек оставил его совершенно спокойным.
— Так, как оно того заслуживает, мистер Холмс, — ответил он. — Теперь и я смотрю на это другими глазами. Мои намерения, слава богу, не осуществились. Она отказалась и потребовала расчет.
— Почему же она не уехала?
— Прежде всего потому, что на свое жалованье она содержит мать и двух младших сестер. Если бы она отказалась от этого места, они остались бы без всяких средств к существованию. Мы объяснились, и я торжественно пообещал никогда не обнаруживать свое к ней чувство. Тогда она согласилась остаться. Но было еще одно соображение: мисс Данбар к этому времени убедилась, что ее предназначение в том, чтобы использовать свое на меня влияние (а оно было огромным) во благо людям.
— Что вы имеете в виду?
— Она помогала мне в моих делах и неплохо в них разбиралась. А дела у меня, честно говоря, незаурядные. Обычному человеку даже трудно представить себе этот масштаб.
Я могу строить и разрушать, и чаще разрушаю. От меня зависят не только отдельные люди, но и компании, а значит, города и даже страны. В бизнесе никого не жалеют, слабого — давят. Меня эта игра всегда захватывала. И я никогда не жалел ни себя, ни других. Она же смотрела на это иначе, и теперь я думаю, что она была права. Она была убеждена, что человек, потребности которого удовлетворены, не должен приумножать свое богатство, оставляя без хлеба и крова десятки тысяч других людей. Она верила, что на свете есть более надежные ценности, чем деньги. Она видела, что я начал меняться, и надеялась, что с ее помощью я буду служить миру. Словом, она осталась в нашем доме, и тут-то все и произошло…
— Что же это было, по-вашему?
Золотой Король отвечал не сразу. Все это время он сидел, спрятав лицо в ладони.