Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1

Сие ему изрекшу, внезапу из глубины темницы является ему светлое видение: сей был почтенный старец; кротчайшая добродетель и многих веков мудрость изображенны на лице его; сквозь начертавшихся на челе его морщин сияет спокойное веселие; важность его взора, величество хождения его и седая брада, до пояса досязающая, вселяли истинное к нему благоговение. Приступив ко Иосифу, возводящему на него робкие очеса свои: «Ты зриши, — рек он ему, — тень Авраама, пришедшего судити и укрепити твою непорочность. Не изнемогай, сыне мой! Восприими прежнюю души твоея крепость. Сам познах бедствия, возмогох победити оные. Но ты не остановляй взора своего на единыя смертных добродетели, призови творца своего; от небес снидет в душу твою непобедимая твердость: он гласу твоему внемлет, хотя бы ты воззвал его из самых глубочайших пропастей земли».

Сие вещая, старец, и устремя на Иосифа очи свои, в коих по чреде царствовало сожаление и твердость, подает ему руку и подъемлет его. «Возлюбленная тень! — возопил несчастный. — Потщуся быти тебя достойным». Хощет продолжати слово свое, но видение исчезает.

Иосиф не ведает, истинно ли явление сие или было оное действием души, смятенный скорбию. Но он гласу сему повинуется и, простершись на землю, где изъявлял прежде свое отчаяние, приносит усердную молитву.

Далеко от миров, ходящих в неизмеримом пространстве, стоит возвышенный престол превечного, откуда оные таковым кажутся прахом, каковый летает в воздухе при солнечных лучах; престол сей окружен небесными умами, славящими создателя; моление мудрого, проницая крепчайшие пределы, доходит до сих мест и соединяется с сим небесным пением тогда, когда мольбы строптивых вихрями бывают разносимы и на земле исчезают.

Моление Иосифа восходит к престолу величия и совокупляется с небесными песньми; превечный ему внемлет. Тогда утешение с нежным и жалостным оком, с ясным челом надежда и нерушимый мир, спутник невинности, сходят на благоуханном облаке, побеждают темничные своды и несчастного окружают. Тако в тишине прекрасного вечера каплет с небес сладкая роса, которая, удобряя поля, несет ароматы, прохлаждает сень земледельца, отягченного трудами, и спокойный сон ему уготовляет. Иосиф в сердце своем неизвестную ощущает силу; бремя, его отягощающее, постепенно уменьшается; он стал свободнее дышати, удивляется тому, что слезы проливати может. Скоро сон, склоняя его очи, слезный ток остановляет и приносит ему блаженное всех зол его забвение.

Между тем, Далука хощет торжествовати и мщением своим насладитися, но сама она чудится своим чувствованиям, хотению сему сопротивляющимся. Как огнедышащая гора из пучины бурного моря бросает пламень, не могущи от возмущенных погаснути вод, тако сердце ее пылает и колеблется между раскаянием и яростию. «Могу ли я жалость ощущати, — рекла она, — жалость к неблагодарному, к рабу, зревшему стыд на лице моем!.. Но сей раб, сей неблагодарный есть Иосиф, единый из смертных могущий сердце мое тронуть... Ах! что я сотворила? Я стала убийца невинности! Виновна пред супругом и возлюбленным; вместо подражания чистейшей непорочности, я ее оклеветала! Несчастные люди суть священны, но ни бедствия его, ни приятность, ни юность, ни все его прелести не могли спасти его от моея злобы! Поди, несчастная, поди, вонзай кинжал в сердце его, насыщай кровию его очи свои и зри его, без слез испускающего последнее воздыхание... О Селима! ужеди приведена я завидовати красоте твоей, состоянию и самой твоей скорби? Ты оплакиваешь своего возлюбленного, но ты им любима, и несчастия его не суть дело твое... Может быть, в сию минуту он умирает, может быть, нет его на свете, и смерть исторгла его от моея лютости».

Рекла, хощет видети несчастного и не смеет предстати его взору. Часто, во время нощныя темноты, исходит она из своих чертогов и шествует к темнице, но едва к оной приступает, уже остановляется, чает слышати стенания Иосифа, леденеет кровь ее, и, объятая страхом, бежит она от темницы. Тако нощию несчастный убийца, привлеченный как бы неволею на гроб убиенного им человека, предается отчаянию, терзающему сердце его; вдруг чает он слышати стенания жалующиеся тени, трепещет, власы его воздымаются, вспять страхом отревается, кровавая тень кажется ему из гроба восстающа и гоняща его во мраке.

Между тем, во единый вечер, покровенная завесою, предприемлет она внити в темницу; отверзаются пред нею страшные врата. Входит она, держа в трепещущей руке светильник, едва густоту мрака пронзающий. Приближается робкими стопами: злодеи, обитающие в сем месте, никогда толикого ужаса не ощущают.

Иосиф, успокоенный призыванием превечного, сном сладким наслаждался; на ланитах его видны еще были слез его следы, ими омочен был одр его; смертная бледность впечатленна была на устах и челе его, но и тогда не лишенны они были всех своих прелестей.