Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1

Далука, обращая повсюду свои очи, обретает Иосифа; остановляется она; потом, приступив несколько ближе, зрит на лице его цвет смертный, чает его мертва, ужасом вспять отревается, и светильник в трепещущей руке ее готов был угаснути. Но скоро потом, приближася ко одру, зрит его спяща. «О, сила непорочности! — рекла она слабым голосом. — В жилище ужаса вкушает он покой, а я в моих чертогах без сна пребываю!» В то же время очи свои насыщает она сим любезным видом, и слезы ее лицо Иосифово орошают.

В тот час прелестное сновидение услаждало его чувства. Казалося ему, что возлюбленная его Селима вдруг предстала пред него, почти бездыханна лежащего. «Тебя ли вижу я, о смертный, обремененный бедствием! Я пришла оное с тобою разделити, скончати дни мои с тобою в сей темнице». Таковы были слова, кои чаял он слышати из уст ее. В сем мечтании оживляются черты лица его, украшаются они восторгом благодарности, на устах его приятная любви усмешка была изображенна; чая простирать к Селиме свои руки, простер оные к Далуке. Терзаема безызвестием, Далука не знает, ей ли являет он сии любви свидетельства; никогда толь нежным возмездием она не утешалась! Иосиф пробуждается и зрит пред собою жену, станом Селиме подобную; упоенный сладким мечтанием, не входит то в мысль его, что восстает он от сна, все, что ни слышит, что ни зрит, въяве быти чает. «Селима! — вопиет он. — Возлюбленная Селима предстоит очам моим! Ты, которой вручил я сердце мое, се оно, ты вечно будешь им владети...» В тот час приступает он к ней с распростертыми руками. Но, о страшный Иосифу удар! Он зрит под завесою лицо жены Пентефриевой. Объятый ужасом, повергается он на одр свой, и смертная бледность на челе его паки распростирается.

Тогда возгорел гнев в Далукиных очах. «Безрассудный! — рекла она ему. — Так ничто уже тебя от возлюбленной твоей не может отлучити? Образ ее и в сии места последует за тобою, изображается во сновидениях твоих, и самое присутствие мое служит к обновлению оного во уме твоем!.. Внемли: в последний раз вручаю тебе сердце мое; ты зриши силу мою: я низвергла тебя в сию темницу... Ты трепещешь... Я не оправдаю себя силою моея к тебе любви: если б чувствовал ты хотя единую искру равного со мною пламени, то б душа твоя не совсем сие оправданно отвергла. Но если б ведал ты, колико стражду я с той несчастной минуты, то, несмотря на свои бедствия, пожалел бы ты и о моем мучении. Всегда терзаемая раскаянием, чертоги мои страшнее мне сея темницы стали, и я во страдании моем твоей завидую судьбине; избави меня от толикого ужаса... согласись, чтоб любовь наградила все зло, собою причиненное... Может быть, некогда буду я имети более над сердцем моим владычества. По крайней мере должно мне приуготовить себя к престрашной мысли о твоем отсутствии: не могу разлучитися с тобою в сии лютые минуты... в кои я тебя гнала, в кои не мог ты одолети своей ко мне ненависти и в кои понесешь ты с собою от меня единый злобный мой образ... Почто не могу я жити с тобою в сей темнице! Она в моих очах была бы пресчастливым жилищем; но злато обольстити стражу твою может, я могу тебя похитить от очей моего супруга, могу вести тебя в прекрасные места, где ты окружен будешь цветами, источниками, рощею, от гласа твоего прилетят туда игры и смехи, ты примешь свою лиру... Если ты хощешь, любовь приведет в забвение все твои несчастия; вместо здешнего рабства, тамо будешь ты в сердце моем царствовати; пожалей о юности своей... о прелестях своих. Когда дни твои текут в сем мрачном жилище, когда слезы безобразят черты прекрасного лица твоего, тогда зеленые поля и долины тебя призывают, эхо глас твой хощет повторяти, и источники желают образом твоим украшатися... Наконец, сжалься надо мною: душа твоя толь чувствительна, ты простил братиям, ненавидящим тебя, тяжкосерд ко мне единой; неужели не простишь ты мне зло, приключенное тебе любовию моею? Сердце мое ощущало все удары, коими я тебя разила; если ты умрешь, и я оставлю свет; но я не могу того токмо обещати, чтобы мое прекратилось мщение... Ах! что вещаю я? Возлюбленный Иосиф! мне ли тебе еще угрожати? От тебя зависит слышати слова приятнейшие!» Сие вещающей Далуке ярость, реиность и нежность оживляли попеременно черты ее лица. Она проливает слезы, кои огнь ее гнева осушает; скоро потом текут они с новым стремлением. Между тем, сие страшное жилище, темные своды и слабый свет умножали сияние красоты ее. Тако в недрах черных камней украшенный солнечными лучами и слезами Авроры цвет испускает благоухание, коего дикий камень не может обоняти.

«Мой жребий уже избран, — отвещает твердым и свирепым гласом Иосиф. — Коль ни страшно сие жилище, но я стократно блаженнее здесь с непорочностию моею, нежели мог бы я быти в объятиях самой Селимы, если б я стал преступником. О возлюбленная Селима! хотя бы я жесточайшими еще отягчен был бедствиями, если лютее сих на земли быти могут, то клянусь и тогда быти тебе верен!» Слова сии произносит он со гневом.