Собрание сочинений в 5 томах. Том 5.

С успехом доказал Сераковскому, что Некрасов не только не поэт, но даже стихотворец аляповатый.— Скупость и вместе с тем категоричность этой записи издавна привлекали к ней внимание читателей «Дневника», внимание его издателей и комментаторов. Буржуазные исследователи пользовались ею как поводом для заключения, что Шевченко не был в состоянии (или не пожелал) понять Некрасова. Пытаясь же объяснить конкретные причины данного отзыва, они приходили к мало обоснованному заключению, будто бы Шевченко высказывал не собственные свои впечатления от поэзии Некрасова, но повторял отрицательные отзывы С. Т. Аксакова и П. А. Кулиша. Но ссылки на литературных советников нелепы, хотя бы потому, что в своих литературных высказываниях и оценках поэт неизменно основывался на собственных впечатлениях и никогда не судил с чужого голоса. Отрицательный отзыв о поэзии Некрасова, к тому же высказанный Сераковскому, человеку очень близкому к Чернышевскому и к редакции «Современника», должен был явиться следствием каких-то свежих читательских впечатлений. Источник этих впечатлений может быть установлен с большой долею вероятия. В сентябрьской книге «Современника» за 1857 год была напечатана поэма Некрасова «Тишина», вызвавшая оживленные толки общественности. Неожиданно, на общем фоне беллетристики и особенно публицистики «Современника», в этой поэме (особенно в ее четвертой главе) прозвучало славословие Александру II в духе тех либеральных писаний, которые связывали с личностью нового царя неясные надежды на лучшее будущее России, на предстоявшие социальные реформы. Сохранились свидетельства о том, как восприняли поэму передовые русские люди: Герцен, например, с возмущением писал Тургеневу, что Некрасов в «Тишине» «обратился в православие», «магдалинится» и т. д. Совершенно допустимо предположить, что и Шевченко оказался в числе тех, кто увидел в «Тишине» отход Некрасова от демократизма. Становится понятно, почему Шевченко высказал своп впечатления именно Сераковскому, одному из близких сотрудников журнала, руководимого Некрасовым. Сам Некрасов согласился с отрицательными оценками «Тишины»: позднее он значительно переработал поэму, вовсе исключил четвертую главу.

12 апреля

Пошли мы на званый обед...— Об этом обеде рассказывает в своих воспоминаниях Е. Ф. Юнге: «Через несколько дней (после приезда поэта.— И. А.) у нас был обед в честь Шевченко, на котором присутствовали, кроме наших общих друзей, еще многие его земляки-малороссы... говорилось много искренних и трогательных речей; говорил и отец мой (Ф. П. Толстой.— И. А.). Шевченко был так растроган, что не мог кончить своей речи от слез» (Е. Ф. Юнге, Воспоминания, книгоиздательство «Сфинкс», сс. 164—165).

Сказал почти либеральное слово Николай Дмитриевич Старов...— 17 апреля Шевченко списал в свой «Дневник» это «слово». Следует иметь в виду, что в обычном словоупотреблении середины XIX в. определение «либеральный» было равнозначным с «революционный», так что шевченковская запись имела в виду подчеркнуть большую смелость выступления Старова. Н. Д. Старов — педагог, один из воспитателей дочери Ф. П. Толстого Екатерины Федоровны (впоследствии Юнге).

13 апреля

Поехали мы ... к М. В. Остроградскому.— Михаил Васильевич Остроградский (1801—1861)—математик, с 1855 г.— академик. Постоянным его посетителем был также С. С. Артемовский.

Слушал стихотворения Юлии Жадовской.— Произведения Юлии Валерьяновны Жадовской (1824—1883) встретили сочувственный отзыв Добролюбова (см. Н. А. Добролюбов, Полное собрание сочинений, т. I, М. 1834, сс. 368—379). Жадовская родилась без левой руки и только с тремя пальцами на правой; это и дало повод поэту назвать ее «жалкой, бедной девушкой».

14 апреля

Семен познакомил меня с ... В. П. Энгельгардтом.— Василий Павлович Энгельгардт (1828—1910) — сын бывшего помещика крепостного Шевченко, музыкант и астроном-любитель, друг Глинки, Даргомыжского, Стасовых, Серова и др.

Галаган познакомил меня... с Карташевскими.— По словам Тургенева, в доме Карташевской часто собирались украинцы, проживавшие в Петербурге, и поэт «стал посещать ее чуть не каждый день». Сама В. Я. Карташевская позднее вспоминала: «У нас с Т. Г. завязались дружеские отношения. Он приходил часто по вечерам. Говорил откровенно о своей неудачной и загубленной жизни. Читал мне стихи. Раз вечером, очень взволнованный, ходил по комнате и попросил у меня лист бумаги, присел и написал мне «Садок вишневий коло хати». Он признался, что на старости лет ему хотелось бы жениться и иметь такую обстановку с хаткой и садиком» («Киевская старина», 1900, № 2, Документы, сс. 61—62). В доме Карташевской разыгралось неудачное его сватовство к Ликере Полусмаковой.

15 апреля