Собрание сочинений в 6 томах. Том 4

Доктор Мажио сидел у меня в конторе в полной темноте, хотя ток уже дали. Я сказал:

— Ну, пойман. И никакого труда это не составило.

— Тон у вас торжествующий, — сказал он. — А в конце-то концов что это даст? Один человек войны не выиграет.

— Да. Но у меня свои причины для торжества.

Доктор Мажио разложил карту на столе, и мы детально проследили по ней шоссе, которое вело на юг, к Ле-Кей. Поскольку я буду возвращаться один, никто и не узнает, что у меня был пассажир.

— А если машину станут обыскивать?

— Сейчас мы к этому подойдем. Надо получить пропуск в полиции и придумать какой-нибудь повод для поездки.

— Пропуск возьмете на понедельник, двенадцатое, — сказал доктор Мажио. На то, чтобы получить ответ от Филипо, ему требовалось без малого неделя, следовательно, двенадцатое — самый ранний срок. — Луна будет на исходе, и это вам на руку. Вы оставите его вот здесь, у кладбища, не доезжая Акена, а сами поедете дальше, в Ле-Кей.

— Если тонтон-макуты найдут его там раньше, чем Филипо…

— Вы доберетесь туда к полуночи, а с наступлением темноты на кладбище никто не ходит. Если на него там наткнутся, вам будет плохо, — сказал Мажио. — Его заставят говорить.

— Ничего другого, вероятно, не придумаешь?

— Мне не дадут пропуска на выезд из Порт-о-Пренса, не то я бы сам…

— Не беспокойтесь. У меня личные счеты с Конкассером.

— У нас у всех с ним счеты. Положиться мы можем только на…

— На что?

— На погоду.

4

В Ле-Кей была католическая миссия и больница, и я надумал сказать, будто обещал доставить туда пачку книг по богословию и коробку с лекарствами. Выдумка моя почти не понадобилась, полицейские пеклись только о том, как бы не уронить достоинства своей высокой должности. Для того чтобы получить пропуск в Ле-Кей, требовалось лишь просидеть некое количество часов у стойки полицейского управления, под фотографиями расстрелянных мятежников, в зловонии зверинца и в парной духоте раскаленного, как печка, дня. Дверь в комнату, где я и мистер Смит впервые увидели Конкассера, была затворена. Может, он уже впал в немилость и кто-то свел с ним счеты за меня?

За минуту до того, как пробило час, меня вызвали, и я подошел к полицейскому, сидевшему у стола. Он начал записывать бесчисленные подробности обо мне и о моей машине: все, начиная с места моего рождения — Монте-Карло — и кончая цветом моего «хамбера». Подошел сержант и заглянул ему через плечо.

— Вы сошли с ума, — сказал он мне.

— Почему?

— В Ле-Кей можно добраться только на джипе.

— Большая южная магистраль, — сказал я.

— Сто восемьдесят километров по непролазной грязи и рытвинам. Даже на джипе меньше чем за восемь часов не доедешь.

Днем ко мне приехала Марта. Когда мы лежали бок о бок и отдыхали, она сказала:

— Джонс принимает тебя всерьез.

— А мне как раз это и нужно.

— Будто ты не знаешь, что дальше первой заставы вас не пропустят.

— Ты так за него беспокоишься?

— Как это глупо, — сказала она. — Если б я уезжала навсегда, ты бы, наверно, и последние минуты нам испортил.

— Ты уезжаешь?

— Когда-нибудь уеду. Это наверняка. Уезжать всегда приходится.

— Ты предупредишь меня заранее?

— Не знаю. Может, духу не хватит.

— Я поеду за тобой.

— В самом деле поедешь? Какой у меня будет обоз! Приеду в новую столицу с мужем, Анхелом да еще и с любовником.

— По крайней мере, Джонса оставишь позади.

— Как знать? Может, мы провезем его контрабандой в дипломатической сумке. Луису он нравится больше, чем ты. Он говорит, что Джонс честнее.

— Джонс? Честнее? — Я весьма искусно выдавил из себя подобие смешка, хотя после объятий в горле у меня пересохло.

И как часто бывало за последнее время, мы проговорили о Джонсе до сумерек; заниматься любовью нам больше не захотелось — предмет беседы гасил всякое желание.

— Меня удивляет, — сказал я, — почему все так быстро сходятся с ним. И ты и Луис. К нему даже мистер Смит был расположен. По-видимому, жулье импонирует честным людям или преступники — душам невинным, так же как блондины тяготеют к брюнеткам, и наоборот.

— Разве я невинная душа?

— Да.

— И тем не менее ты думаешь, что я сплю с Джонсом.

— Это дело не меняет.

— Ты правда последуешь за мной, когда мы уедем отсюда?

— Конечно. Если раздобуду денег. Был у меня раньше отель. Теперь только ты осталась. Значит, вы уезжаете? Ты что-то скрываешь?

— Я — нет. А Луис — может быть.

— Разве он не все тебе рассказывает?

— Он, наверно, боится огорчить меня, не то что ты. Нежность — она нежнее.

— Часто он спит с тобой?

— По-твоему, я ненасытная, так, что ли? И ты мне нужен, и Луис, и Джонс, — сказала она, но на мой вопрос не ответила. Пальмы и бугенвиллеи стали совсем черные, пошел дождь — редкими каплями, тяжелыми, как сгустки масла. Их отделяла одну от другой душная тишина, а потом сверкнула молния, и с гор на нас ринулся рев грозы. Дождевые потоки вколачивало в землю, как панели сборного дома.

Я сказал:

— Вот в такую темень, когда луна спрячется, я приеду за Джонсом.

— Как же ты провезешь его через заставы?

Я повторил ей то, что мне сказал Крошка Пьер:

— В грозу у застав не задерживают.

— Но тебя заподозрят, когда выяснится, что…