Собрание сочинений в 6 томах. Том 4

— Садитесь в машину, — сказал мне Конкассер. Он подошел к Джонсу и ударил его по лицу. — Шкура, — сказал он.

— Нам обоим хватило бы, — сказал Джонс, и Конкассер ударил его еще раз. Шофер стоял и смотрел на них. Теперь уже настолько рассвело, что в его ухмыляющейся пасти были видны поблескивающие золотые зубы.

— Садитесь рядом со своим дружком, — сказал Конкассер. Он повернулся и пошел к джипу, а шофер тем временем не выпускал нас из-под прицела.

Грохот, если он оглушителен и раздается близко от вас, бывает почти неощутим: я не столько услышал, сколько почувствовал взрыв по вибрированию барабанных перепонок. Я увидел, как Конкассер повалился навзничь, точно от удара невидимым кулаком; шофер ткнулся лицом в землю; обломок кладбищенской стены взлетел в воздух и долгое время спустя с легким свистом упал на дорогу. Из хижины вышел Филипо, за ним, прихрамывая, поспевал Жозеф. У них были такие же допотопные автоматы. Черные очки Конкассера валялись посреди дороги. Филипо раздавил их каблуком, и труп безропотно стерпел это. Филипо сказал:

— Шофера я уступил Жозефу.

Жозеф стоял, наклонившись над ним, и выдирал у него зубы изо рта.

— Надо уходить отсюда, и поскорее, — сказал Филипо. — В Акене, наверно, услышали выстрелы. Где майор Джонс?

Жозеф сказал:

— Он вернулся на кладбище.

— Наверно, за своим вещевым мешком, — сказал я.

— Пусть поторопится.

Я прошел между рядами серых могильных домиков к тому месту, где мы провели ночь. Джонс был там — стоял у памятника на коленях в молитвенной позе, но лицо Джонса, обращенное ко мне, было серо-зеленое. Его вырвало тут же, у могилы. Он сказал:

— Простите меня, старина. Что поделаешь… Пожалуйста, не говорите им, но я впервые в жизни увидел, как умирают.

Глава четвертая

1

Я проехал не один километр вдоль проволочных заграждений, прежде чем нашел ворота. Мистер Фернандес раздобыл мне в Санто-Доминго маленькую спортивную машину напрокат со скидкой — пожалуй, чересчур легкомысленную для целей моей поездки, и, кроме того, я заручился рекомендательным письмом от мистера Смита. Я выехал из Санто-Доминго после полудня, а теперь солнце близилось к закату. В те времена Доминиканская Республика обходилась без застав на дорогах, все было тихо и мирно: военная хунта еще не захватила власть, американская пехота еще не высадилась. Половину пути я ехал широкой магистралью, по которой встречные и попутные машины мчались со скоростью ста миль в час. После того что творилось на Гаити, здесь по-настоящему чувствовался мир и покой, и Гаити казалось где-то далеко-далеко, а не в двух-трех сотнях километров отсюда. Меня нигде не задерживали для проверки документов.

Доехав до ворот в ограде, я остановился. Ворота были заперты. Негр в стальной каске и синем комбинезоне спросил через проволоку, по какому я делу. Я сказал, что хочу повидать мистера Шюлер-Уилсона.

— Предъявите пропуск, — потребовал он, и я будто снова очутился там, откуда приехал.

— Мне назначено.

Негр зашел в проходную и взял телефонную трубку (я успел забыть, что существуют на свете исправные телефоны). Потом он отворил ворота, дал мне бляшку, сказав, что ее надо приколоть к лацкану на все время моего пребывания на территории рудника, и отправил к следующему контрольному пункту. Я долго ехал вдоль берега гладкого голубого моря. Миновал небольшую посадочную площадку с ветровым конусом, наставившимся в сторону Гаити, потом пристань без единого судна. Всюду лежал слой красной бокситовой пыли. Дальше дорогу преградил барьер, и ко мне подошел еще один негр в стальной каске. Он проверил, есть ли у меня бляшка, тоже спросил мою фамилию и по какому я делу и позвонил куда-то. Мне было велено ждать. За мной приедут. Прошло десять минут.

— Что тут у вас, Пентагон? — спросил я его. — Или штаб-квартира ЦРУ?

Он не удостоил меня ответом. Ему, видимо, запрещалось пускаться в разговоры. Оружия у него не было — и то хорошо. Появился мотоциклист — белый и тоже в стальной каске. Я не знал испанского, а он и двух слов не мог связать по-английски и знаком велел мне следовать за его мотоциклом. Мы проехали еще несколько километров по дороге, проложенной среди красных земель вдоль голубого моря, и поравнялись с административным блоком — квадратными зданиями из бетона и стекла, на первый взгляд совершенно безлюдными. Дальше был роскошный парк — стоянка для передвижных домов, где бегали дети в космонавтских скафандрах и с игрушечными реактивными двигателями. В окнах виднелись женщины, стоявшие у плиты, до меня донеслись кухонные запахи. Остановились мы у высокого здания сплошь из стекла, с широченной лестницей, под стать любому парламенту, и с террасой, уставленной шезлонгами. На верхней ступеньке стоял дородный, рослый человек с безликой физиономией, выбритой до гладкости мрамора. Его можно было принять за мэра, который вышел провозгласить городу дарованную ему свободу.

— Мистер Браун?

— Мистер Шюлер-Уилсон?

Он посмотрел на меня с неприязнью. Может быть, я неправильно произнес его фамилию. Может быть, ему не понравилась моя спортивная машина. Он хмуро проговорил: