— Я приехал в Европу, — сказал он, — после войны. В какие только переделки не попадал! Никак не мог пристроиться к тому, к чему лежала душа. Знаете, в Импхале иной раз до того доходило — эх, думаю, хоть бы япошки настигли нас. Тогда начальство вооружило бы даже гражданских, вроде меня, и всех писарей из ТКА {77}
, и поваров. Ведь я как-никак носил военную форму. Из гражданских многие тоже отличаются на войне, ведь правда? А я столько всего уразумел — прислушивался, наблюдал, изучал карты… Свое призвание всегда чувствуешь, даже если не удается ему следовать, — верно ведь? А чем мне приходилось заниматься? Всякой писаниной, проверкой путевок и пропусков на третьесортных актеришек — приезд мистера Кауарда не в счет, это было редкое исключение. Кроме того, опекал девочек. Я называл их «девочки». Старые боевые кони — это больше к ним подходило. У меня в канцелярии пахло, как в театральной уборной.— Грим перебивал запах воды? — сказал я.
— Совершенно верно. Условия для опытов были неподходящие… Я все ждал, когда же представится случай, — добавил он после паузы, и я подумал: может, всю свою путаную жизнь Джонс питал тайную, безнадежную любовь к добропорядочности, ко всему настоящему, надеялся, что добропорядочность заметит его, высматривал ее издали, как ребенок, который все делает наоборот, лишь бы привлечь к себе внимание добропорядочных, настоящих.
— Вот теперь случай представился, — сказал я.
— Благодаря вам, старина.
— А мне казалось, что у вас гольф-клуб на уме…
— Правильно. Это была моя вторая мечта. Ведь одну надо всегда иметь про запас, не так ли? На случай, если первая не сбудется.
— Да. Видимо, так. — Я тоже мечтал разбогатеть. А еще о чем? Мне не хотелось копаться в таком далеком прошлом. — Советую вам немножко поспать, — сказал я. — Днем это будет небезопасно.
И, свернувшись калачиком, точно зародыш, он заснул почти мгновенно. Это придавало ему сходство с Наполеоном, и я подумал: может, у него есть и другие наполеоновские качества? Потом он открыл глаза и сказал:
— Благословенное местечко, — и снова заснул.
Я ничего благословенного здесь не видел, но в конце концов сам задремал.
Часа через два меня что-то разбудило. На минуту мне показалось, будто это идет машина, хотя откуда тут было взяться машине в такой ранний час. Обломки сна, не хотевшего отпускать меня, подсказали объяснение этим звукам: я будто вел свой «хамбер» через реку с каменистым руслом. Я лежал и слушал, глядя в серое рассветное небо. Со всех сторон нас окружали силуэты могильных памятников. Скоро поднимется солнце. Мне было пора идти к своему «хамберу». Убедившись, что вокруг все тихо, я разбудил Джонса.
— Больше спать нельзя, — сказал я.
— Пойду провожу вас немножко.
— Нет, нет. Ни в коем случае. Только подведете меня. Пока не стемнеет, держитесь подальше от дороги. Крестьяне скоро пойдут на рынок. Стоит им только увидеть белого, и они сразу донесут.
— Значит, донесут и на вас.
— У меня есть оправдание. Разбитая машина на дороге в Ле-Кей. Придется вам побыть в обществе кошки до темноты. А потом ступайте в хижину и ждите там Филипо.
Джонс настоял на рукопожатии. В трезвом свете дня чувства, которыми я было проникся к нему, быстро улетучивались. Я снова вспомнил Марту, и, точно разгадав мои мысли, он сказал:
— Передайте от меня привет Марте, когда увидитесь с ней. И Луису с Анхелом, конечно, тоже.
— А Мурашу?
— Мне было хорошо у них, — сказал он. — Как в родной семье.
Я пошел к дороге вдоль длинного ряда могил. Я не был создан для передвижений в маки́ — шел не таясь. Я подумал: Марте как будто незачем лгать, но опять-таки кто ее знает? Напротив кладбищенской стены стоял джип, но в первую минуту вид его не нарушил хода моих мыслей. Потом я остановился. Разглядеть, кто сидел в джипе за рулем, было нельзя, но я слишком хорошо знал, что последует дальше.
Послышался шепот Конкассера:
— Стоять на месте. Смирно стоять. Ни шагу.
Он вылез из джипа, за ним следом — толстый шофер с золотыми зубами. На нем даже сейчас, в сумерках, были черные очки — единственное, что ему полагалось вместо формы. В грудь мне был нацелен автомат устарелого образца.
— Где майор Джонс? — шепотом спросил Конкассер.
— Джонс? — сказал я как только посмел громко. — Откуда я знаю? Моя машина сломалась. У меня пропуск в Ле-Кей. Вам это известно.
— Тише, вы. Я отвезу вас и майора Джонса назад в Порто-Пренс. Надеюсь, живьем. Президенту так больше понравится. Мне надо помириться с президентом.
— Что за нелепость! Вы же видели на дороге мою машину. Я еду…
— Как же, конечно, видел. С тем сюда и приехал, чтобы увидеть. — Автомат в его руках дернулся куда-то влево. Пользы от этого мне было мало — шофер тоже держал меня на мушке. — Ближе, — сказал Конкассер. Я шагнул вперед, но он сказал: — Не вы. Майор Джонс.
Я оглянулся и увидел, что у меня за спиной, чуть левее, стоит Джонс. В руке у него была недопитая бутылка виски.
— Идиот. Куда вас понесло?
— Простите. Я подумал, что вам захочется выпить, пока вы тут ждете.