Собрание сочинений в 6 томах. Том 4

— Зачем их понесло в полицию? — спросил я. После такого сюрприза, казалось бы, самое естественное для этой парочки было удрать и помалкивать.

— Она очень громко кричала, прибежали другие караульные.

Я пропустил две-три страницы, напечатанные миссис Смит, и остановился на прибытии «Медеи» в Порт-о-Пренс. «Черная республика, но черная республика со своей историей, своим искусством и своей литературой. Я словно заглянул в то будущее, которое ждет все вновь образованные африканские республики, когда трудности роста, испытываемые ими, останутся позади». У мистера Смита отнюдь не было намерения показаться пессимистом. «Разумеется, многое остается незавершенным даже здесь. Гаити знало монархию, демократию и диктаторскую власть, но не будем приравнивать диктатуру в стране с цветным населением к диктатуре белых. История Гаити насчитывает всего лишь несколько веков, а если мы до сих пор ошибаемся, хотя за нами стоят два тысячелетия, насколько больше прав у этих народов на подобные же ошибки и на выводы из них, может быть, более эффективные, чем те, что сделали мы. Здесь есть бедность, есть нищие на улицах, здесь имеются и кое-какие признаки самоуправства полицейских властей, — он не забыл о мистере Джонсе в тюремной камере, — но встретят ли человека цветной расы, впервые попавшего в Нью-Йорк, так любезно, окажут ли ему такие дружеские услуги, какими порадовали меня и миссис Смит в иммиграционном пункте Порт-о-Пренса?» Все это было написано будто про какую-то другую страну.

Я спросил Жозефа:

— А что сделали с трупом?

— Полиция хотела его забрать, — ответил он, — но морозилка в морге испортилась.

— Мадам Филипо все знает?

— Да, да. Она отвезла его в похоронное бюро мосье Эркюля Дюпона. Наверно, быстро-быстро похоронят.

Я чувствовал себя до некоторой степени обязанным отдать последний долг доктору Филипо: он умер в моем отеле.

— Дашь мне знать, как там будет дальше, — сказал я Жозефу и снова вернулся к писаниям мистера Смита.

«То, что меня, личность неизвестную, в первый же мой день в Порт-о-Пренсе принял министр иностранных дел, опять же свидетельствует о поразительной любезности, которую нам оказывают здесь на каждом шагу. Министр иностранных дел уезжал в Нью-Йорк на сессию ООН, но тем не менее он не пожалел для меня получаса своего драгоценного времени и, лично связавшись с министром внутренних дел, предоставил мне возможность посетить в тюрьме одного англичанина — тоже пассажира «Медеи», у которого вследствие какой-то бюрократической путаницы, не исключающейся и в странах более старых, чем Гаити, возникли, к несчастью, некоторые недоразумения с властями. Я слежу за этим делом и не сомневаюсь в его благополучном исходе. Вот два основных качества, неизменно присущих моим цветным друзьям, живут ли они в Нью-Йорке, где пользуются относительной свободой, или в условиях неприкрытой тирании штата Теннесси: качества эти — стремление к справедливости и чувство человеческого достоинства». Когда читаешь прозу мистера Черчилля ^{43}, всегда слышишь оратора, выступающего под сводами исторического здания, а читая мистера Смита, я так и видел лектора в зале провинциального городка. Меня будто окружали добропорядочные пожилые дамы в шляпах, внесшие по пяти долларов на благое дело.

«Я предвкушаю встречу, — продолжал мистер Смит, — со вновь назначенным министром социального благосостояния и нашу с ним беседу на тему, каковую читатели этой газеты издавна считают моим пунктиком, — речь идет об учреждении вегетарианского центра. Как это ни жаль, но сейчас в Порт-о-Пренсе нет бывшего министра, доктора Филипо, к которому я привез личное письмо от одного гаитянского дипломата в ООН, но смею заверить наших читателей, что мой энтузиазм проведет меня сквозь все преграды и, если понадобится, даже к самому президенту. Я вполне могу рассчитывать на сочувственное внимание с его стороны, ибо, до того как посвятить себя политической деятельности, он заслужил высокое признание как врач во время эпидемии тифа в двадцатых годах. Подобно премьер-министру Кении мистеру Кениата, президент Гаити оставил след и в антропологии». «След» — это было мягко сказано: я вспомнил переломанную ногу Жозефа.

Днем мистер Смит со смущенным видом зашел ко мне в кабинет выслушать мое мнение о его статье.

— Здешним властям она понравится, — сказал я.

— Они ее не прочитают. Тираж газеты рассчитан только на штат Висконсин.

— Я бы не стал полагаться на то, что с вашей статьей здесь не ознакомятся. Теперь за границу не так уж много пишут. При желании письма легко перлюстрировать.

— Вы хотите сказать, что их вскрывают? — недоверчиво спросил он, но тут же добавил: — Впрочем, это случается даже в Америке.

— На вашем месте — просто на всякий случай — я бы опустил все, что касается доктора Филипо.

— Но я ничего плохого о нем не пишу.

— В данный момент это может их покоробить. Видите ли, в чем дело: он покончил с собой.

— Несчастный, несчастный человек! — воскликнул мистер Смит. — Что же его заставило решиться на такой шаг?

— Страх.

— Он в чем-нибудь провинился?