Собрание сочинений в 6 томах. Том 4

Ситуация напомнила мне детские ночные страхи, когда ждешь, что из шкафа вот-вот кто-то вылезет. Нам не хотелось смотреть друг на друга и видеть в чужих глазах отражение своего кошмара, и мы смотрели сквозь стекло катафалка на блестящий новенький гроб с медными ручками, который был причиной всех волнений. Далеко-далеко, из той страны, где жила воющая собака, вверх по длинному склону поднималась машина.

— Едут, — сказал я.

Мадам Филипо прижалась лбом к стеклянной панели катафалка; машина медленно одолевала подъем.

— Правда, уйдите, — сказал я ей. — Нам всем было бы лучше уйти отсюда.

— Ничего не понимаю, — сказал мистер Смит. Он взял жену за руку и крепко сжал ее.

Машина остановилась у нижней заставы — мы слышали, что мотор не выключен; потом медленно, на первой скорости пошла дальше и наконец появилась. Это был длинный «кадиллак» времен американской помощи беднякам Гаити. «Кадиллак» поравнялся с нами, и из него вышли четверо — все в мягких шляпах и очень темных очках. На бедре у каждого был револьвер, но вынуть оружие из кобуры потрудился только один из них, и направил он его не в нашу сторону. Он подошел к катафалку и стал лупить револьвером по стеклу — не спеша, размеренными движениями. Мадам Филипо не шевельнулась, не вымолвила ни слова, а я — что я мог? С четырьмя револьверами не спорят. Мы были свидетелями, но есть ли суд, где когда-нибудь выслушают наши показания? Разбив вдребезги стеклянную панель катафалка, главный тонтон стал откалывать револьвером острые зазубрины. Спешить им было некуда, а чтобы кто-нибудь оцарапал себе руки об осколки, ему не хотелось.

И вдруг миссис Смит ринулась вперед и ухватила тонтон-макута за плечо. Он обернулся, и я узнал его. Это был тот самый, которого мистер Смит переглядел в полицейском управлении. Тонтон высвободился из цепких пальцев миссис Смит и, точно рассчитанным движением приложив руку в перчатке ей к лицу, толкнул ее с такой силой, что она отлетела в кусты бугенвиллеи. Мне пришлось обхватить мистера Смита поперек туловища, чтобы удержать его на месте.

— Они не смеют так поступать с моей женой! — крикнул он через мое плечо.

— Смеют, смеют.

— Пустите меня! — кричал мистер Смит, вырываясь из моих объятий. Я впервые видел такую внезапную перемену в человеке. — Свинья! — возопил он. Это было самое крепкое, доступное ему ругательство, но тонтон-макут не понимал по-английски. Мистер Смит извернулся, и я чуть не упустил его. Он был сильный старик.

— Если вас застрелят, легче от этого никому не станет, — сказал я. Миссис Смит сидела в кустах. Вероятно, впервые в жизни вид у нее был растерянный.

Тонтоны вытащили гроб из катафалка и пошли с ним к своей машине. Они вдвинули его в багажник, но он чуть ли не на четверть торчал наружу, для верности им пришлось обвязать выступающий конец веревкой. Действовали они не спеша, торопиться им было некуда, их дело было верное: они — закон. Мадам Филипо униженно подошла к «кадиллаку», и нам стало стыдно — но разве мы могли выбирать между унижением и применением силы? Силу применила одна миссис Смит. Мадам Филипо стала умолять, чтобы ей тоже разрешили поехать. Я понял это по ее жестикуляции, говорила она тихо, так что слов нельзя было разобрать.

Может, она предлагала им выкуп за своего покойника? При диктаторской власти человеку ничего не принадлежит, даже мертвый муж. Тонтоны захлопнули дверцу перед самым ее лицом и поехали вверх по шоссе, и гроб торчал из багажника, точно ящик с фруктами, который везут на рынок.

Они нашли место, где развернуться, и снова подъехали к нам. Миссис Смит уже выбралась из кустов, мы стояли кучкой, и вид у нас был виноватый. Безвинные жертвы почти всегда смотрят виновато, точно козлы отпущения в земле непроходимой. Машина остановилась, и офицер — я только мог предполагать, что он в офицерском чине, так как у них нет знаков различия, все ходят в темных очках и мягких шляпах и с револьверами, — распахнул дверцу и поманил меня. Я не герой. Я повиновался и перешел дорогу.

— Вы хозяин этого отеля?

— Да.

— Были вчера в полиции?

— Да.

— При следующей нашей встрече не глазейте на меня. Я не люблю, когда на меня глазеют. Кто этот старик?

— Кандидат в президенты, — сказал я.

— То есть как? Кандидат в какие президенты?

— В президенты Соединенных Штатов Америки.

— Вы со мной не шутите.

— Я не шучу. Вы, наверно, газет не читали.

— Зачем он сюда приехал?

— А я откуда знаю? Вчера он был у министра иностранных дел. Министру, может, и объяснил. Его должен принять президент.

— Сейчас в Америке никаких выборов нет. Это-то я знаю.

— Там президентов выбирают не пожизненно, не как у вас. Там выборы каждые четыре года.

— А почему он тут, при этом… ящике с падалью?

— Он хоронит своего друга, доктора Филипо.

— Я действую согласно приказу. — И в его голосе послышалась малодушная нотка. Я понял, почему тонтон-макуты ходят в темных очках, — они люди, но им не полагается выдавать свой страх, иначе конец ужасу, который испытывают перед ними другие. Трое тонтонов, сидевших в машине, смотрели на меня совершенно без всякого выражения, точно огородные пугала.

Я сказал: