— Уцелеть всегда можно, старина. — По мере того как он обсыхал, к нему возвращалась его обычная самоуверенность. — Осечки случались у меня и раньше. Я был так же близок к grand coup [51] и к финалу в тот раз, в Стэнливиле.
— Если ваша операция имеет какое-нибудь отношение к поставке оружия, — сказал я, — вы здорово промахнулись. Они уже научены горьким опытом.
— То есть как?
— В прошлом году появился здесь один человек, который заготовил им на полмиллиона долларов оружия, полностью оплаченного в Майами. Но американским властям вовремя донесли, и они все конфисковали. Доллары, само собой, остались в кармане поставщика. Сколько там было оружия и было ли, так никто и не узнал. Второй раз их на эту удочку не подцепишь. Прежде чем являться сюда, вам не мешало бы как следует вызубрить все уроки дома.
— Мой замысел несколько отличался от этого. По правде говоря, оружия вовсе не было. Разве я похож на человека, у которого хватило бы капитала на такие закупки?
— Где вы раздобыли то рекомендательное письмо?
— В пишущей машинке. Откуда они чаще всего и появляются. Но насчет зубрежки вы правы. Я адресовал его не тому, кому следует. Впрочем, тут я им вкрутил баки.
— Ну, я готов.
Я посмотрел на него — он стоял в углу и теребил шнур от лампы: карие глаза, не слишком аккуратно подстриженные офицерские усики, нездоровая, серая кожа.
— И чего ради я иду на такой риск из-за вас? Опять в роли козла отпущения?
Я вывел машину с выключенными фарами на шоссе, и мы медленно поехали к городу. Джонс сидел, низко согнувшись, и насвистывал для храбрости. Мотивчик был, по-моему, времен 1940 года — «В среду после войны». Перед самой заставой я включил фары. Была надежда, что караульный спит, но он не спал.
— Вы проходили здесь? — спросил я.
— Нет. Сделал обход через садики.
— Теперь его не миновать.
Но караульный был такой сонный, что не стал придираться. Он проковылял, прихрамывая, через шоссе и поднял барьер. Большой палец на ноге был у него замотан грязным бинтом, сквозь дыру в серых фланелевых штанах просвечивал зад. Он не потрудился искать у нас оружие. Мы поехали дальше, мимо поворота к Марте, мимо британского посольства.
Тут я замедлил ход; у посольства все было тихо — если б тонтон-макуты знали о побеге Джонса, они, конечно, выставили бы усиленную охрану у ворот. Я сказал:
— Может, сюда зайдем? Здесь вы будете более или менее в безопасности.
— Нет, старина, увольте. Я им и раньше досаждал, вряд ли они окажут мне любезный прием.
— Прием у Папы Дока будет еще хуже. Тут ваше единственное спасение.
— Есть причины, старина. — Джонс замолчал, и я подумал, что сейчас наконец-то последует полное признание, но… — О, господи! — сказал он. — Я забыл поставец. У вас в конторе. На столе.
— Не обойдетесь без него, что ли?
— Я люблю его, старина. Он везде со мной побывал. Он приносит мне удачу.
— Если это так уж важно, я завтра привезу его вам. Так что же, попробуем на «Медею»?
— В случае какой-нибудь закавыки вернемся сюда, в последнее прибежище. — Он примерился к другой песенке — на сей раз, кажется, к «Соловьиным трелям», но дело не пошло. — Ведь надо же! Столько мы с ним претерпели вместе, и вот забыл…
— Это единственный раз, когда вы выиграли пари?
— Пари? Какое пари?
— Вы же говорили, что выиграли его на пари.
— Разве? — Он задумался. — Старина! Вы здорово из-за меня рискуете, и я уж буду с вами начистоту. Это было не совсем так. Я его стибрил.
— А Бирма — тоже не совсем так?
— Не-ет! В Бирме-то я побывал. Даю слово.
— Где стибрили — у Эспри?
— Не собственноручно, разумеется.
— Значит, опять изворотливость помогла.
— Я тогда работал. В одном месте. И воспользовался чеком той фирмы, но подпись поставил свою. Не садиться же за подделку. Это был просто краткосрочный заем. Знаете, увидел я этот поставец и влюбился в него с первого взгляда и вспомнил тот, что был у нашего командира.
— Значит, в Бирме он с вами не побывал?
— В этой части я немножко приукрасил, но в Конго он мне сопутствовал.
У статуи Колумба я вышел из машины — полицейским пора было привыкнуть, что мой «хамбер» частенько стоит здесь по вечерам, хоть и не один, — и отправился впереди Джонса на разведку. Все сошло проще, чем я ожидал. Полицейского у сходен почему-то не оказалось, и они были все еще спущены — для тех, кто задержится у мамаши Катрин. Может, он пошел в обход своего участка, может, просто завернул за угол помочиться. В верхнем конце сходен стоял вахтенный, но, увидев наши белые лица, он пропустил нас.
Мы поднялись на палубу, и Джонс воспрянул духом — а то он совсем было замолк после своего признания. Проходя мимо салона, он сказал:
— Помните прощальный концерт? Вот вечерок-то был! Помните Бакстера со свистком? «Но выстоит Лондон и Трафальгар-сквер». Каких только людей не встретишь на этом свете!
— Он уже на том свете. Умер.
— Эх, бедняга!.. А ведь это придает ему какую-то почтенность, верно? — добавил он чуть ли не с тоской.