Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Белая гвардия. Записки на манжетах. Рассказы

С. И в ту минуту, когда лежащий испустил дух, звезда Марс над Слободкой под Городом вдруг разорвалась в замерзшей выси, брызнула огнем и оглушительно ударила. – Помимо «реального» разрыва снаряда, смерть невинной жертвы ассоциируется с космическим катаклизмом: она переполняет чашу терпения, и «звезда Марс» карает убийц – ср. образы «дня гнева», «небесного огня» (ср.: Откр 16: 17–21; 20: 9). М. Шнеерсон (см.: Ш н е е р с о н М. «Я – писатель мистический»: К семидесятилетию «Белой гвардии» // Грани. 1993. № 70. С. 144) соотносит данный эпизод с другими фрагментами Апокалипсиса: «Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику» (Откр 8: 10); «Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны» (Откр. 9: 1).

С. …и навеки вон. – По поводу сцены убийства еврея и бегства петлюровцев Б. Гаспаров пишет:

…Остается открытым вопрос о том, что€ возвещает финал романа – наступление Царства Божия или искупительную жертву; вернее, его смысл не предполагает ответа на этот вопрос и включает в себя симультанно обе альтернативы. ‹…› Мотив второго пришествия и конца света еще более осложняется благодаря тому, что в романе этому мотиву придан циклический характер ‹…› несколько раз проигрывается, в различных воплощениях, один и тот же «мотивный сюжет»; развитие событий в романе совершается по законам мифологической цикличности ‹…› Исчезновение Антихриста и его войска и наступление конца света оказываются лишь подготовкой к приходу Антихриста и утверждению его царства, и неизвестно, на каком звене закончится, и закончится ли вообще, этот мифологический цикл (Г а с п а р о в Б. М. Литературные лейтмотивы. С. 103, 105, 110).

С. 422….потом исчезло все, как будто никогда и не было . – Выражаемое повествователем изумление ирреальностью ситуации как бы придает совершившемуся характер некоего страшного сна или страшного театра, в котором всё – видимость и лишь смерть настоящая. Ср. суждение П. Пильского о романе, высказанное в 1940 г.:

Кроме двух своих названий («Дни Турбиных», «Белая гвардия»), эта книга могла бы получить еще более удачное, более проникновенное название. Ее имя – «Сны». ‹…› Снами окутан, овеян, отуманен весь роман. Повторяется одно и то же видение, повторяются одни и те же слова: «сонная дрема». Фон романа – ночной, и у этих ночей тоже сны. Да, роман символичен. Его выводы дышат философской идеей (цит. по: Я н г и р о в Р. Русская эмиграция о романе «Белая гвардия»: 1920-1930-е гг. // Михаил Булгаков на исходе XX века. СПб., 1999. С. 72).

С. А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? / Нет. Никто. – Н. Гуткина соотносит эти рассуждения булгаковского повествователя с фрагментом «Истории одного города» (Г у т к и н а Н. Д. Русская история как «известный порядок вещей»: Щедринские традиции в «Белой гвардии» М. Булгакова // Русская словесность. 1998. № 1. С. 23), где мотив бессмысленных жертв играет важную роль: