Собрание сочинений в одном томе

Вот и кончился процесс,
Не слыхать овацию —
Без оваций всё и без
Права на кассацию.

Изругали в пух и прах, —

И статья удобная:
С поражением в правах
И тому подобное.

Посмотреть продукцию:

Что в ней там за трещина,
Контр— ли революция,
Анти— ли советчина?

Но сказали твердо: «Нет!

Чтоб ни грамма гласности!»
Сам все знает Комитет
Нашей Безопасности.

Кто кричит: «Ну то-то же!

Поделом, нахлебники!
Так-то, перевертыши!
Эдак-то, наследники!»

«Жили, — скажут, — татями!

Сколько злобы в бестиях!» —
Прочитав с цитатами
Две статьи в «Известиях».

А кто кинет втихаря

Клич про конституцию,
«Что ж, — друзьям шепнет, — зазря
Мёрли в революцию?!.» —

По парадным, по углам

Чуть повольнодумствуют:
«Снова — к старым временам…» —
И опять пойдут в уют.

А Гуревич говорит:

«Непонятно, кто хитрей?
Как же он — антисемит,
Если друг его — еврей?

Может быть, он даже был

Мужества немалого!
Шверубович-то сменил
Имя на Качалова…»

Если это, так сказать,

«Злобные пародии», —
Почему бы не издать
Их у нас на Родине?

И на том поставьте крест!

Ишь, умы колышутся!
В лагерях свободных мест
Поискать — отыщутся.

Есть Совет — они сидят, —

Чтоб «сидели» с пользою,
На счету у них лежат
Суммы грандиозные,

Пусть они получат враз —

Крупный куш обломится,
И валютный наш запас
Оченно пополнится.

<1966>

«Экспресс Москва — Варшава, тринадцатое место…»

Экспресс Москва — Варшава, тринадцатое место, —
В приметы я не верю — приметы ни при чем:
Ведь я всего до Минска, майор — всего до Бреста,
Толкуем мы с майором, и каждый — о своем.

Я ему про свои неполадки,

Но ему незнакома печаль:
Материально — он в полном порядке,
А морально… Плевать на мораль!

Майор неразговорчив — кончал войну солдатом, —

Но я ему от сердца — и потеплел майор.
Но через час мы оба пошли ругаться матом,
И получился очень конкретный разговор.

Майор чуть-чуть не плакал, что снова уезжает,

Что снова под Берлином еще на целый год:
Ему без этих немцев своих забот хватает, —
Хотя бы воевали, а то — наоборот…

Майор сентиментален — не выдержали нервы:

Жена ведь провожала, — я с нею говорил.
Майор сказал мне после: «Сейчас не сорок первый,
А я — поверишь, парень! — как снова пережил».

1966

«Я — летчик, я — истребитель…»