У Доски, где почетные граждане,Я стоял больше часа однажды иВещи слышал там — очень важные.«…В самом ихнем тылу,Под какой-то дырой,Мы лежали в пылуДа над самой горой, —На природе, как в песне — на лоне,И они у нас как на ладони, —Я и друг — тот, с которым зимойИз Сибири сошлись под Москвой.Раньше оба мы были охотники —А теперь на нас ватные потникиДа протертые подлокотники!Я в Сибири всегоТолько соболя бил, —Ну а друг — он того —На медведя ходил.Он колпашевский — тоже берлога! —Ну а я из Выезжего Лога.И еще (если друг не хитрит):Белку — в глаз, да в любой, говорит…Разговор у нас с немцем двухствольчатый:Кто шевелится — тот и кончатый, —Будь он лапчатый, перепончатый!Только спорить любилМой сибирский дружок —Он во всем находилСвой, невидимый прок, —Оторвался на миг от прицелаИ сказал: „Это мертвое тело —Бьюсь на пачку махорки с тобой!“Я взглянул — говорю: „Нет — живой!Ты его лучше пулей попотчевай.Я опричь того ставлю хошь чего —Он усидчивый да улёжчивый!“Друг от счастья завыл —Он уверен в себе:На медведя ходилГде-то в ихней тайге, —Он аж вскрикнул (негромко, конечно,Потому что — светло, не кромешно),Поглядел еще раз на овраг —И сказал, что я лапоть и враг.И еще заявил, что икра у них!И вообще, мол, любого добра у них!..И — позарился на мой „браунинг“.Я тот „браунинг“ взялПосле ходки одной:Фрица, значит, подмял,А потом — за спиной…И за этот мой подвиг геройскийПодарил сам майор КоханойскийЭтот „браунинг“ — тот, что со мной,Он уж очень мне был дорогой!Но он только на это позарился.Я и парился, и мытарился…Если б знал он, как я отоварился!Я сначала: „Не дам,Не поддамся тебе!“А потом: „По рукам!“ —И аж плюнул в злобе.Ведь не вещи <же> — ценные в споре!Мы сошлись на таком договоре:Значит, я прикрываю, а тот —Во весь рост на секунду встает…Мы еще пять минут погутарили —По рукам, как положено, вдарили, —Вроде н'a поле — на базаре ли!Шепчет он: „Коль меняИ в натуре убьют —Значит, здесь схоронят,И — чего еще тут…“Поглядел еще раз вдоль дороги —И шагнул, как медведь из берлоги, —И хотя уже стало светло —Видел я, как сверкнуло стекло.Я нажал — выстрел был первосортненький,Хотя „соболь“ попался мне вёртненький.А у ног моих — уже мёртвенький…Что теперь и „наган“ мне —Не им воевать.Но свалился к ногам мне —Забыл, как и звать, —На природе, как в песне — на лоне.И они у нас как на ладони.…Я потом разговор вспоминал:Может, правда — он белок стрелял?..Вот всю жизнь и кручусь я как верченый.На Доске меня это<й> зачерчивай!…Эх, зачем он был недоверчивый!»<1968>