Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Страшен рассказ Малапарта о маленьком русском защитнике родины, который, не побоясь стоящего перед ним фашиста, глядя ему смело в глаза, на его вопрос, «какой глаз у него стеклянный», ответил: тот, в котором «есть человеческое выражение», и сцену с «провинившимся» русским десятилетним мальчиком, который напомнил фашисту его собственного сына, оставленного в Германии, автор даже не может закончить, настолько очевиден её ужасный конец. Он изобличает двойной стандарт фашистов даже по отношению к детям: немецкие дети — с одной стороны, все остальные — с другой. Малапарте не боится, находясь на Восточном фронте, бросить фашисту фразу: «Когда вы их всех убьете, когда в России не останется больше собак, тогда русские дети начнут бросаться под ваши танки» («Красные собаки»). Вообще в «Капут» очевидна симпатия Малапарта к русским, он всегда говорит о них с большим сочувствием (в отличие от его беспощадного презрения к немцам, что было недопустимо для союзника из Италии). Он с удовольствием рассказывает о русских сибиряках, отважившихся «в светлую пятницу» рубить елку на Рождество, находясь под прицелом немецких автоматов и уповая на то, что Бог сохранит их; они не потеряли свою генетическую веру в чудо Господне даже после двух десятков лет атеистического режима; и — в противовес — автор дает образец психологии фашиста, переступающего через всякую святость и как всегда стреляющего во все, что движется. Но Бог спасает русских.

С сочувственной гордостью пишет Малапарте и о советских пленных, вынужденных, не посягая на жизнь живых, от голода питаться трупами своих товарищей, и о тихом пленном татарине, с которым ощущает и себя в генетическом родстве: «оба мы были живыми братьями в древнем запахе мертвой кобылы». Ощущает это природное родство с ним и переводчик, и не только потому, что в каждом втором русском, как и в нем самом, течет татарская кровь, но ощущает потому, что все люди выходят из своего прошлого, и лошадь — это естество, как и природа, составная часть мира, одинаково близкая как для тихого татарина, так и для С. Н. Толстого, выросшего в Новинках рядом с лошадьми и другими животными. Но, как и Малапарте, он понимает, что это уходит, и наступает век машин, «война машин», и простые советские люди, выросшие в буме первых пятилеток, создавали эти машины в новом колоссальном промышленном подъеме, и теперь «запах разлагающейся машины» символизирует начало этой «войны машин». И втянутые в войну, ничего не понимающие румынские «бедные крестьяне не знают, что СССР — это машина, что они ведут войну с машинами, с тысячью машин, с миллионами машин». Но это не только искореженная техника, которую Сергей Толстой тоже видел после боев в Подмосковье на дорогах войны, это и мертвые водители этих машин, это те миллионы, которые воевали за свою страну и гибли миллионами, но победили, «А отчего русские, — писал Оруэлл, — с такой яростью сопротивляются немецкому вторжению? Отчасти, видимо, их воодушевляет еще не до конца забытый идеал социалистической утопии, но прежде всего — необходимость защитить Святую Русь, священную землю Отечества». Да, конечно, он прав: и то, и другое, — всё соединяется в едином порыве в защите своей земли от врага; отбрасываются колебания, сомнения, за какую власть воюешь, когда «мечтаньям крылья обрубает меч» и «надо встретить смерть под этою звездой» «и бьется у виска: «Не запятнай души!» («Поэма без названия»).

Тема коммунизма в «Капуте» Малапарта не превалирует, но имеет своё место, она объективна, нередко звучит как аксиома, что «каждый порядочный человек должен пойти на борьбу против Сталина», но всё же на фоне мужества и патриотизма русского солдата и русского народа коммунистическая тема звучит достаточно бледно, если не считать ужасающую историю о русском парашютисте, сидевшем в тюрьме и также интересовавшимся подобными вопросами на теоретическом уровне, но неожиданно жестоко убившем лютеранского пастора только за то, что в беседах с ним тот силой своих аргументов переубедил своего собеседника и тем самым нарушил его устойчивое атеистическое мировоззрение коммуниста, за что и поплатился.

Малапарте, как и С. Н. Толстой своему народу, явно сочувствует людям страны победившего социализма, рядовым труженикам, принявшим этот строй. Автор сочувствует России вообще, побеждавшей сильного внешнего врага всегда, и, он уверен, она победит и в этой войне: «Я думал о солдатах «Войны и мира», русских дорогах, усеянных трупами русских и французов и павшими лошадьми». Те же мысли посещали и С. Н. Толстого, идущего по дорогам воюющей России, где «сто тридцать лет назад… шли к Москве… гвардейцы старые Наполеона», мысли, которые рождали строки:

И враг здесь не один среди чужой зимы
Улегся навсегда в промерзлый грунт песчаный,
Все в те же старые могильные холмы,
Сменив железный крест на русский, деревянный…

(«Можайское шоссе»)