Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

Так в течение полутора часов артиллеристы неторопливо и методично вели одиночный орудийный огонь по пулеметным гнездам, по противотанковому орудию, пока Курганов не приказал прекратить обстрел.

И снова над траншеями, огневыми позициями нависла великая тишина — предвестница новой бури. Артиллеристы молчали долго, очень долго. Одинокая фашистская «рама» появилась в небе, старательно выискивая подозрительное. Но на земле — ни транспорта, ни людей, ни орудий — ничего. Вымершие деревни, белые деревья, белые дороги. Покой. И чтобы уж совсем успокоить «раму», по ней, когда она провокационно снизилась на непозволительную дистанцию, из-под какой-то мохнатой сосны яростно застрочил трассирующими пулями дежурный ручной пулемет, специально установленный для стрельбы по самолетам. «Рама» проворно, как огромная стрекоза, шарахнулась в сторону и, набрав высоту, медленно ушла к солнцу. Враг не заметил готовящегося удара.

На наблюдательном пункте напряженно ожидали приказа. Связисты проверяли в который раз запасные телефонные аппараты и катушки связи. Разведчики покрепче пристегивали бинокли, щелкали затворами винтовок и пистолетов, запихивали за борты ватников ручные гранаты. Вся эта суета прекратилась с командой Курганова:

— По местам! Зарядить! Натянуть шнуры!

Вслед за этой командой в тылах раздался какой-то непривычный, незнакомый и очень тревожный рокот. Над головами артиллеристов пронеслись стремительные длинные огненные языки, и тотчас у фашистов началась фантастическая пляска огня, сопровождаемая частым и оглушающим грохотом. В этом море огня и грохота метались фигуры фашистских солдат, бежали, падали, ползли и снова бежали.

— Да ведь это «катюши», — крикнул кто-то из разведчиков восхищенно.

После десятиминутного шквального огня всей артиллерии поднялись стрелки и побежали к селу, откуда уже начали бить немецкие пулеметы. И тогда, передав на время управление огнем передовым наблюдательным пунктам, управленцы устремились вперед.

За передовыми траншеями их обогнала полусотня конников, невесть откуда вымахнувшая на статных конях. Берегового чуть не сшиб с ног всадник с черной буркой на плечах, и, хотя всадник пронесся с быстротой ветра, Береговой все же узнал в нем капитана Орлова. «Значит, не расстрелял его «батька» за потерю мундира», — мелькнула мысль, и тут же невидимая сила свалила Берегового с ног.

— Эх ты, проклятая! — застонал кто-то позади.

Береговой, оглянувшись, увидел связиста. Боец лежал, опрокинувшись на катушку с кабелем, и судорожно пытался встать. Шапки на нем не было. Из-под волос сочилась алая струйка... Шингарев опередил командира дивизиона, приподнял раненого, и в руках его замелькала розовая марля индивидуального пакета.

Шингарев догнал Берегового уже на пункте командира взвода управления и прокричал ему в самое ухо:

— Бачитэ кухню? Из-под нэй пулемет строчит.

И только после того, как взлетела кухня вместе с пулеметом, он спокойно добавил:

— Той связист сам пишов до санчасти. Рана пустякова, но его здорово оглушило: перестав слышать.

В отбитом у немцев селе Береговой неожиданно встретился с Орловым.

— Эй, артиллерия, — крикнул тот, — а ну ходь сюды!

Береговой, радостно улыбаясь, подошел. Кавалерист стоял, окруженный десятком своих товарищей, и держал под уздцы лошадей. Береговой не сразу распознал, что и кони, и орудие — немецкие. А капитан вдруг бросил поводья, подбежал и больно ударил по плечу.

— Чертяка!.. Я ж говорил, что встретимся... Здоров, здоров!

Он потянул Берегового к упряжке, возле которой стоял навытяжку весь немецкий орудийный расчет, и тоном щедрого хозяина предложил:

— Получай в подарок и лошадей, и орудие. А их заберу, не дам, — кивнул он на пленных. — «Батька» приказал доставить пять «языков». А я ему семь веду во главе с этой птицей. — Он черенком плетки ткнул в сторону офицера, стоявшего под охраной коновода особняком,

— Спасибо, товарищ капитан, только без снарядов она мне ни к чему, пожалуй.

— Да за тим углом этих снарядов куча.

И не успел Береговой оглянуться, как Шингарев уже зашептал за его спиной:

— Правильно. Целый штабель. Я все проверил.

Когда орудие увезли, Орлов минуту стоял в раздумье, потом взял друга под руку.

— Ходим!

Они примостились за стеной дома, у снарядов, укрывшись от ветра.

— Выпьем за нашу победу и за встречу после победы, — вполголоса, но почти нараспев произнес капитан.

По очереди они выпили из фляги, и нестерпимо холодная влага обожгла грудь. Закусить было нечем, и они жадно глотали зажатый в пригоршни снег.

— Эх, правильные вы воины, здорово фашисту всыпаете, — вытер усы Орлов. — И генерал у вас — сила. Наш с ним крепко подружился. Панфилов, говорит, не отходит и наступать обучает. Вот подкрепят его, рванется он со своей пехотой вперед — на конях не обгонишь.

Друзья крепко пожали друг другу руки, и соединившая их война снова разлучила обоих, быть может, навсегда.

2