Собрание сочинений в семи томах. Том 6. Рассказы, очерки, сказки

Взрослые давно уже успели забыть, что такое взаправдашние каникулы. Где им! Что бы они ни делали, они не могут уже так полно отдаться им, как дети. Попусту они разглагольствуют каждую весну о том, как в этом году заждались лета, как поедут и будут отдыхать на всю катушку; но, очутившись в желанном раю, они обнаруживают, что там либо слишком жарко, либо, напротив, непрерывно льет дождь; что без конца их жрут нахальные мухи, что еда не та, что всюду полно муравьев, что никуда не годится пиво, что купанье далеко, окружение противное, не с кем и словом перемолвиться и вообще — скучища; в прошлом году было куда лучше… и еще три тысячи семьсот сорок подобных «что». Напротив, если мне не изменяет память, ребенку ни мухи, ни муравьи — не помеха, нипочем ему жара, непогода или там плохая еда, ему абсолютно все равно, каких взглядов придерживаются ближние, не зависит он и от природных красот, на фоне которых разыгрываются его каникулы; ребенку достаточно сознания того, что наступили каникулы; его каникулы, я бы выразился, хороши сами по себе. Это Чистые Каникулы.

Чистые, настоящие, или просто детские, Каникулы, с этимологической точки зрения — никакие не праздные дни; нет в них никакой праздности, а, напротив, есть деятельная и сосредоточенная полнота. Главное, этим еще не доказано, что школа для ребенка — мучение и тяжкий изнурительный труд; это говорит скорее о том, что школа в глазах малыша — лишь чудовищная трата времени, которое можно было бы использовать куда лучше и интереснее. Насколько мне помнится, сам я в школе (кроме так называемой школы жизни) скорее изнывал от скуки, чем перенапрягался сверх меры. Самое глубокое наслаждение в каникулы — это как раз удовольствие необязательности дела; великое блаженство свободы.

Правда, и во время Чистых Каникул остается куча распоряжений насчет того, что можно, а чего нельзя; к примеру, нельзя есть зеленые груши или таскать за хвост кошек. Но зато заметно убыло распоряжений, предписывающих, что должно делать. Не нужно идти в школу. Не нужно сидеть тихо. Не нужно писать домашние задания. Не нужно почти ничего; а можно почти все, кроме того, что не позволено. Нежданно-негаданно вокруг образуется вольный простор для разных затей и бесчисленных интересов; в каникулярном мире больше места, больше пространства, больше увлекательных дел и открывающихся возможностей. Попросту говоря, мир каникул не обужен приказами, что нужно и должно делать. Вольный простор — это тебе не пустой простор, напротив, он полон вещей и событий, изобилует содержанием и обширностью интересов. Вольный простор, простор Чистых Каникул — безграничен, хоть и простирается не дальше угла нашей улицы либо забора нашего сада.

Другая великая радость настоящих каникул — это использование Времени. Каникулярное время не раздроблено и не измельчено указаниями о том, что делать в эту и следующую секунды; в нем нет расписания занятий, есть лишь неделимый и нескончаемый бег времени с утра до самой ночи. Каникулярный день состоит не из часов, но из чистой протяженности и непрерывного течения. Он безбрежен и притом полон потаенных бухт, как все еще не разведанное озеро; его не проплывешь и за день, а завтра, ребята, глазу откроется новая гладь времени, и конца ему не видать. Это время более обширно и необозримо, чем любое другое; сколько бы мы ни прожили, нам никогда больше не придется жить во времени, столь же необъятном; сколько бы мы ни прожили — никогда уж не доведется нам проводить время так, само по себе, время в его величии и славе, как это бывало в дни детских каникул.

Взрослый давно уж не получает такого удовольствия от своих отпусков; тщетно будет он искать утраченные Чистые Каникулы на морских берегах или горных вершинах. Сдается, что взрослые уже не получают былого ни с чем не сравнимого удовольствия от ничегонеделания и свободы; и разве не видим мы, как повсюду на свете взрослые делают все возможное, чтобы мир состоял из одних обязанностей и распоряжений? По каким-то причинам с возрастом люди во многом утрачивают понимание того, какая прекрасная вещь свобода; она уж не доставляет им прежней радости, а что до наслаждения величием и славой Времени, — на это они больше не способны. Для них уже не существует таких Чистых Каникул, когда бы не ощущали они остро и мучительно: боже, как быстро бежит время!

1937

Воскресный день на городской окраине

Я бы хотел играть на гармонике или на шарманке, чтобы выразить мои чувства музыкой, ибо воскресенье на пражской окраине и впрямь звучит, как этакая полифоническая музыка, издали, с одной стороны, сопровождаемая корнет-а-пистоном и граммофонами, а с другой — вздыхающими, завывающими, тягучими, взвизгивающими, блеющими, воркующими, басящими и вторящими звуками, которые заключены в плебейских инструментах. Выглядело бы это до ужаса сентиментально и чудовищно банально; один голос исполнял бы затасканную песенку, а другой — любовную серенаду. Тут следует заметить, что я не учел еще открытых кафе и танцулек, иначе мне понадобился бы целый оркестр.