Собрание стихотворений

           ОРЛИНЫЕ ЭЛЕГИИ

^{268}

                      1

Чьи над миром крылья распростерты?
То ль безумны, то ли во хмелю вы —
снова пущен в лёт орел двумордый,
когтелапый и кровавоклювый.

И одна башка его на запад,

на восток таращится вторая, —
он убийством выкормлен и занят,
зенки вдаль прожорливо вперяя.

Тень его отечество покрыла.

Сто полей тревогу всколосили.
У меня ж всего рогатка — лира —
дар страдальный беженской России…

Оживлен охраною и свитой,

взмыл стервец, зловонный и зловещий,
как дракон из пьесы знаменитой,
вечно алча крови человечьей.

Ждет и бдит, злопамятлив и хищен,

мстлив и жирен, этакая нечисть!
Мы ж героя меж себя не сыщем,
да и вряд ли на такого меч есть.

Где ни сядет выходец из ада,

там все травы кровию кропимы,
и одна у несыти досада —
что достать не может Украины.

У него имперская закваска,

в желтых жорнах жалость не жилица,
он кружит над бездной закавказской,
жадно зырит, чем бы поживиться.

Чует кровь, черны его повадки…

Я шепчу меж тем, уж это слишком,
и в злодея целюсь из рогатки,
как дано лишь бардам да мальчишкам.

                      2

Волоса фелицат
величались иным грамотеем
я ж и сам волосат
и лежу травяным прометеем

пошумим поорем

поглядим ан хвалиться-то нечем
прилетает орел
и клюет мою певчую печень

его крылья тяжки

и клевала кровавей железа
у него две башки
и обое не слуги зевеса

не в империи зла

а при демократическом строе
его наглость взросла
и учуяла мясо сырое

византийский старик

в чьей крови не согласен стареть я
он владычить привык
залетев из чужого столетья

страшно думать не из

моего ли подполия вырыт
не оттуда ль без виз
происходит губительный вылет

а с имперских колонн

каплет кровь или сыплется тырса
то ль взаправдушку он
в моем темном уме угнездился

мне ль погибель принес

сам ли тужится к смерти готовясь
и пройдет ли гипноз
и проснется ль в отечестве совесть

еще грозный иван

с тем уродом любил целоваться
демократами вам
не пристало при нем называться

спокон веку казнят

тех кто божию весть принимает
кровопивец космат
и как дьявол из пекла воняет

был когда-то велик

да века поубавили спеси
в оба клюва двулик
расклюет меня в пыль поднебесий

ну и клюй ну и пусть

лучше нет для стихов матерьяла
лишь бы грусть наизусть
эти строки потом повторяла.

                      3

Хоть меня и не спросили,
не жалел и не журюсь,
что рожался не в России, —
Украина — тоже Русь,

имя чье по Божьей воле

у славянства не отнять:
Киев, дети учат в школе,
городов российских мать.

Та же честь и та же чара

в хрустале и серебре
и берет свое начало
от крещения в Днепре.

Та же Русь в росе и сини,

слово Игорево в ней —
распарившейся России
первозданней и древней.

Для меня ж в любой из жизней,

что пред Богом не лгала,
нет злодея ненавистней
двухголового орла,

чей разбой, что от России

страх имперский нагнетал,
снова где-то водрузили, —
хорошо, что я не там!

Русский сроду и доныне,

с тем двухглавцем не в связи,
я живу на Украине,
правды пращурской вблизи.

Мне иных героев ближе

враг орлам, а людям друг,
капли крови не проливший
вольнолюбец Кармелюк.

Русский я душой и речью,

русский кровью и судьбой,
но и с Запорожской Сечью,
с волей желто-голубой.

Всем орлам смеется в усладь

слобожанский воробей.
Украина — тоже Русь ведь,
только все же потеплей.

С Русью Русь, а не поладят,

не сведут никак концы:
был один у братьев прадед,
спанталычились отцы.

Но во мне Оку и Сороть

не затмит разрыва дым
и Тараса не поссорить
с духом Пушкина святым.

По живому, братья, рубим —

до добра не дорастем,
что одно, а порознь любим,
под одним кряхтя крестом.

В час креста от злых орлов нас,

безголовых и с двумя,
да спасет единокровность,
жизнью в жилушках шумя!

<1992>