Собрание стихотворений

      11. ЛЮДИ И БУМАГИ

^{290}

Не жди добра от множества бумаг.

В конце концов они своей лавиной
сомнут твой мир, задушат хваткой львиной,
и ложь и страх поселятся в умах.

Кто уцелеет, станет жить впотьмах,

без дум, без крыльев, нижней половиной,
забудет чудо тайны соловьиной
и средь бумаг состарится бедняк.

Он заслужил судьбу свою: вольно ж!

А ты не жди, а ты тревожь покой их.
Давно пора нагрянуть на вельмож,

на души их бумажные, у коих

рабочий класс не сходит с языка,
а на рабочих смотрят свысока.

1957, 1990-е

           12. ПЛЕМЯ ЛИШНИХ

^{291}

Мы — племя лишних в городе большом

с дворами злыми, с улицами старыми,
где люди глушат водку и боржом,
и врут в глаза, и трусят, как при Сталине.

Сто стукачей к нам сызмала приставлены,

казенный дом на тысячу персон.
А мы над всеми верами поржем.
А сами вовсе верить перестали мы.

Мы — племя лишних в этой жизни чертовой,

и мы со зла кричим: «А ну, еще давай!»
Нас давит век тяжелый, как булыжник.

В ракетных свистах да в разрывах атомных

мы — племя лишних, никому не надобных.
И мы плюем на все. Мы — племя лишних.

1960-е

         13. ДВА БОРОДАЧА

^{292}

Сидят и пьют Толстой с Хемингуэем —

тот бородач и этот бородач.
Им есть за что, покуда мы говеем,
теряя вкус тюремных передач.

Их стих застал в какой-то из кофеен,

доступной тем, кто волен и бродяч.
Они ушли от воздуха удач.
Их ратный пир огнем боев овеян.

За встречу пьют, о главном бормоча.

Беседе той не нужно толмача.
Ей движет хмель, который нам неведом.

В летах безбожных не оледенев,

им есть зачем побыть наедине,
бородачам, отверженцам, поэтам.

1960-е

      14. СТАРИК-КЛАДОВЩИК

^{293}

Старик-добряк работает в райскладе.

Он тих лицом, он горестей лишен.
Он с нашим злом в таинственном разладе
весь погружен в певучий полусон.

Должно быть, есть же старому резон,

забыв лета и не забавы ради,
расколыхав серебряные пряди,
брести в пыли с гремучим колесом.

Ему — в одышке, в оспе ли, в мещанстве —

кричат людишки: «Господи, вмешайся!
Да будет мир избавлен и прощен!»

А старичок в ответ на эту речь их

твердит в слезах: «Да разве я тюремщик?
Мне всех вас жаль. Да я-то тут при чем?»

1960-е

                   15. СЕЛО

^{294}

На кой мне ляд проваливаться в ад?

Бродить по раю, грешный, не желаю.
Зато в селе всему, что помню, рад:
дымку печей, кудахтанью и лаю,

шатрам стогов и шаткому сараю,

где дышит хмель и ласточки шалят.
Страды крестьянской праведность и лад
в крови храню и совесть с ней сверяю.

До зорьки встать, быть к полдню молодцом,

разлечься на ночь к воздуху лицом,
охапку снов поклавши в изголовье.

Нет, сельский дух и в храме не изъян:

и красота корнями из крестьян,
ей и дерьмо коровье на здоровье.

1960-е