Да, так: ни женщины нет у меня, ни друга,Я не люблю вино, постыли мне стихи.Какая скучная мне свищет в уши вьюга:Слова привычные, обычные грехи.А лет немного мне: всего лишь двадцать восемь,А восемь лет из них украдены войной, –Весна короткая и сразу, сразу — осень,И той уж нет: зима снежит над головой.Но верю я… Да нет, я ни во что не верю,Хоть раз не стану лгать ни Музе, ни себе:Я только циркулем дела и песни мерю,Чтоб до конца стоять в ненужной мне борьбе.И этот хилый стих, и этот стих унылыйЯ не литаврами, я стоном заключу:Я в страшный век живу, когда одни могилыДесною глиняной осклабились лучу.Подумать, — Боже мой! — там, где когда-то РизничЛюбила Пушкина, где синий пунш горел,Теперь могильщики в четырехлетней тризнеЧумное миро льют на груды нищих тел.Так кто же скажет мне, кто мне сказать посмеет,Что я слабей других, что я увял, отцвел,Когда у мужика издох последний вол,Когда вселенная, почуя льды, коснеет?
1. III.1922
О БРИТВЕ
1
Бритвы нежная стальПо ремню прозвенела тугому;Мыла миндальный кусок;Синяя –В синем –Вода;Воздухом,Пенным и жарким,Облиты узкие скулы;Всё как всегда.Но зачемМедлит у горла клинок?
2
Синим светом налилось окно.Выцветает. Проступила комната.Я недвижен; я один давно;Все ушли, а вот и день надвинулся.Отзвенело золото мое,Укатилось юркими дукатами.Точно шелковинка — лезвиеБритвы, что распахнута на столике.Но внимателен и жаден глаз:Смотрит, ищет: зацепиться бы,Переждать бы вывихнутый час,Переждать — и всё пойдет по-старому.Шарит, смотрит: пепел у мелка,Цифры, цифры по сукну зеленому, –А на блюдце ломтик балыка,Точно сердоликовая бабочка.
3
Навзничь лег. А там, в кастрюле неба,Синий пунш дымится и мерцает.В жизни надо лишь вина и хлеба,И еще — чего никто не знает.Может быть, оно во сне являлось –Только сна припомнить не умею;Может быть, им бритва нагревалась,Щекоча податливую шею.Может быть, оно в Крыму случится…Боже мой, зачем гадать напрасно?Звездный пунш мерцает и клубится,И оно так близко и так ясно.