Собрание стихов. Книга вторая

Там теперь над проталиной вешнею
   Громко кричат грачи,
И лаской полны нездешнею
   Робкой весны лучи…

      Протянулись сквозистые нити…

      Точно вестники тайных событий
          С неба на землю сошли.
Kaкой мерою печаль измерить?
О дай мне, о дай мне верить
          В правду моей земли!

Там под ризою льдиной, кроткою

   Слышно дыханье рек.
Там теперь под березкой четкою
   Слабее талый снег…

      Не туда ль, по тверди глубинной,

      Не туда ль, вереницею длинной,
           Летят, стеня, журавли?
Какою мерою порыв измерить?
О дай мне, о дай мне верить
           В счастье моей земли!

И я слышу, как лед разбивается,

   Властно поет поток,
На ожившей земле распускается
   Солнечно-алый цветок…

      Напророчили вещие птицы:

      Отмерцали ночные зарницы,-
          Солнце встает вдали…
Какою мерою любовь измерить?
О дай мне, о дай мне верить
            В силу моей земли!

Mapт 1908

Париж

ДЬЯВОЛЕНОК

Мне повстречался дьяволенок,
Худой и щуплый — как комар.
Он телом был совсем ребенок,
Лицом же дик: остер и стар.

Шел дождь… Дрожит, темнеет тело,

Намокла всклоченная шерсть…
И я подумал: эко дело!
Ведь тоже мерзнет. Тоже персть.

Твердят: любовь, любовь! Не знаю.

Не слышно что-то. Не видал.
Вот жалость… Жалость понимаю.
И дьяволенка я поймал.

Пойдем, детеныш! Хочешь греться?

Не бойся, шерстку не ерошь.
Что тут на улице тереться?
Дам детке сахару… Пойдешь?

А он вдруг эдак сочно, зычно,

Мужским, ласкающим баском
(Признаться — даже неприлично
И жутко было это в нем) -

Пророкотал: «Что сахар? Глупо.

Я, сладкий, сахару не ем.
Давай телятинки да супа…
Уж я пойду к тебе — совсем».

Он разозлил меня бахвальством…

А я хотел еще помочь!
Да ну тебя с твоим нахальством!
И не спеша пошел я прочь.

Но он заморщился и тонко

Захрюкал… Смотрит, как больной…
Опять мне жаль… И дьяволенка
Тащу, трудясь, к себе домой.

Смотрю при лампе: дохлый, гадкий,

Не то дитя, не то старик.
И всё твердит: «Я сладкий, сладкий…»
Оставил я его. Привык.

И даже как-то с дьяволенком

Совсем сжился я наконец.
Он в полдень прыгает козленком,
Под вечер — темен, как мертвец,

То ходит гоголем-мужчиной,

То вьется бабой вкруг меня,
А если дождик — пахнет псиной
И шерстку лижет у огня.

Я прежде всем себя тревожил:

Хотел того, мечтал о том…
А с ним мой дом… не то, что ожил,
Но затянулся, как пушком.

Безрадостно-благополучно,

И нежно-сонно, и темно…
Мне с дьяволенком сладко-скучно…
Дитя, старик,— не все ль равно?

Такой смешной он, мягкий, хлипкий,

Как разлагающийся гриб.
Такой он цепкий, сладкий, липкий,
Всё липнул, липнул — и прилип.

И оба стали мы — единый.

Уж я не с ним — я в нем, я в нем!
Я сам в ненастье пахну псиной
И шерсть лижу перед огнем…

Декабрь 1906

Париж

ЖЕНСКОЕ

«НЕТУ»