— Горыныч, — обратился я к нему. — Кушать хочешь?
— А то, — засопела левая. — Мы со вчерашнего ничего не кушал. Как вернулся с очередного задания, дали корыто каши, да и спать погнали.
— Михалыч, давай сообразим Змею покушать?
— Перебьётси.
— Я на голодном звере не полечу!
— Ты, Федор Васильевич, — раздался от ворот голос Кощея, — мне тут слуг не разлагай. Охамели все окончательно. Одному тариф повёрстовый вводи, другому золотишка отсыпь на пьянки-гулянки, вот возьмусь я за вас как с делами разгребусь маленько!
— Да Ваше Величество, — взмолился я, — ну чего вы?! Я же не из-за ваших размолвок с Горынычем дёргаюсь, я за технику безопасности переживаю. А ну как не довезет Змей из-за банальной нехватки сил? И будем мы скакать неделями по горам по долам, спасибо, хоть костыль есть, будет на что опереться.
— Ладно. Дело — прежде всего.
Кощей щелкнул пальцами и из ворот скелеты потащили три освежёванные бараньи туши.
Я хмыкнул про себя. Заранее ведь приготовил, весь разговор просчитал, а нам тут спектакль устраивает.
Кощей шагнул поближе:
— Жри, чешуйчатый, только смотри мне! Понял ли?
— Дык батюшка, — пробасила правая, — разе мы без понятиёв? Оступились разок, так урок-то теперь поняли.
— Разок… — передразнил Кощей. — Ладно, заправляйся и в путь.
Путь до поляны под Лукошкино для меня был уже привычным.
Горыныч сытый и довольный, разглагольствовал о том, как сейчас он прилетит, а шамаханы ему опять коровку притащат и как он её кушать будет, пока дед не оборвал его:
— Какие шамаханы, милок? Ты с закрытыми зенками летаешь, поди? Не видел, как Орда домой уходила?
— А корова? — тупо спросила левая голова.
— Зайчика в поле поймаешь и покушаешь, — отрезал дед.
Правая покосилась на меня в поисках поддержки, но я промолчал. Я ему что, председатель профсоюза «Аэрофлота»? Дозаправку я выбил, но это в собственных интересах, а с Кощеем пусть сам разбирается.
Дальше летели молча.
Когда приземлились, Горыныч, сухо распрощавшись, резко рванул вверх и тут же скрылся с глаз. Обидели маленького, угу.
— В следующий раз… ох, зараза… пусть Горыныч нас у городской стены высаживает, — проворчал я, продираясь через очередной бурелом. — Ночью полетим, никто и не заметит.
— Что, — понятливо спросил дед. — Нервишки?
— Есть такое, — признался я.
— Ну и зря. Сейчас в городе тихо должно быть. Шамаханов-то отогнали, Горох и успокоился, даже ворота открытыми держит.
Ну, да, только всё равно я немного волновался.
Ворота действительно стояли нараспашку и, хотя с десяток стрельцов и стояли на страже, на нас не обратили никакого внимания.
— Куда, деда?
— Давай, внучек, с Калымдаем свяжись, узнай где он.
А верно. Калымдай оказался на наблюдательном пункте в доме Борова рядом с милицией. Только его плохо слышно было — шум и крики почти полностью заглушали речь.
— Всё в порядке! — проорал Калымдай, перекрикивая шум. — Давайте подходите, жду.
Попасть в дом Борова оказалось непросто. Весь пятачок перед бабкиным теремом был занят толпой немцев орущих не понять что и размахивающих кольями и булыжниками. Около ворот стоял пастор Швабс и тоже что-то орал, то поворачиваясь к соотечественникам, умело заводя толпу, то грозя кулачками выглядывающим из-за забора стрельцам. А с близлежащих улочек стекались ручейками и Лукошкинские жители.
— Растудыть твою! — восхищенно помотал головой Михалыч. — Давай-ка, внучек, по краешку, по стеночке пробиваемся.
Кое-как протиснувшись между озверевшими немцами и чудом державшимися плетнями, мы наконец-то попали в дом, ставший в последние недели наблюдательным пунктом.
Калымдай нас встретил радостно, но тут же замахал руками мол, все разговоры потом, пошли на чердак, а то всё веселье пропустим.
Удобно устроившись у сдвинутых в сторону черепиц крыши, открывавших нам отличный обзор, я спросил у ротмистра:
— Так что тут происходит?
Калымдай заулыбался во весь рот:
— Конфликт участкового и пастора разгорается с каждым днём. Нам только и остаётся, что наблюдать, даже вмешиваться не надо. Помните, я докладывал, что двое охранников посла напали на милицию?
— Ага, было такое.
— Повязали их тогда, посадили в поруб, а сегодня в порубе они трупы оказались.
— Как так?!
— А не понятно как. Только это не менты их прибили. Бабка говорила, что не хорошо их как-то придушили, что теперь они оборотнями стать могут, упырями. Мол, надо их по-особенному захоронить, сжечь или кол осиновый в грудь вбить. Участковый трупы к немцам отправил, а немцы и поднялись. Пастор там замутил головы своим мол, убили менты охранников да еще требуют над телами надругаться особым способом. Вот и рванула немчура к отделению за своих мстить. Только, думаю, без адовых сил тут не обошлось.
— Демоны своих же подставили? Зачем это им?
— События развиваются, господин генерал, только выводы пока делать рано. Пока только накапливаем информацию. Как-то всё запутанно. Ещё и взрыв этот вчерашний…
— К-к-какой взрыв?!