Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия (СИ)

— И пряников побольше. А там на базаре как войдёте сразу направо три ряда, там бабушка Петровна пирожками торгует. Пять с картошкой, три с капустой и десять с яблоками. В персидском ряду халвы возьмите, а в азербайджанском — пахлавы. Пару корзинок.

— Подожди, Машуль, вот как раз дедушка вернулся ему и расскажи, что тебе принести надо будет.

— Коньяк и вино. Оревуар, мсье Теодор.

Михалыч, кстати, когда я ему рассказал о Машиных запросах, заявил, что хватит с них самогона и браги, но мне было очень неудобно перед послом и я все-таки убедил деда не скупердяйничать.

* * *

После обеда мы с Михалычем, который, разумеется, вернул свой прежний облик эдакого живчика-дедка, пошли через базар к Немецкой слободе. Нам надо было найти подходящее место для атаки на демона. Только сначала зашли по Машиному запросу в торговые ряды. Услышав цены на коньяк и вино, дед оттащил меня в сторону и гневно зашептал:

— Ить совсем живоглоты, морды купеческие обнаглели такие цены ломить! Потерпит Машка до завтрева, а мы ночью сюда вернемся и тихонько…

— Дед!

— А что дед? Их, кровопийц, учить надоть!

— Это ты про купцов или про Машу?

— Про обеих… обоих… тьфу, ты!

Я, все-таки не слушая его ворчание, расплатился из выданных Кощеем денег и распорядился на счет доставки. На удивленный взгляд приказчика, отмазался мол, барыня велели и больше вопросов не возникло.

А вот место, от которого была бы видна Немецкая слобода, а в особенности немецкая церковь, мы нашли сразу. Лишь немного покружив вокруг слободы, мы заприметили такую ладную, симпатичную церковь с высокой колокольней и совсем недалеко от кирхи.

— От здесь мы этого пса поганого и будем поджидать, — довольно потер ладони дед.

— А как мы внутрь попадём? Наверняка же ночью месса будет? А тут закроют всё, наверное…

Увидав насмешливый взгляд Михалыча, я осёкся. Ну да, нашел из-за чего переживать.

— Давай хоть внутрь зайдём, осмотримся.

Тут дед возражать не стал и мы через калитку церковной ограды зашли в небольшой дворик, а из него по белым ступеням поднялись и в само помещение.

Я человек не религиозный. Крещеный, да, но в церкви бываю крайне редко. Вот во время сессий мы обязательно свечки бегали ставить, а так…

Внутри было красиво, тихо и как-то спокойно и уютно. Я с интересом разглядывал иконы, местных служащих, не знаю, как они правильно называются, ну попы с помощниками, надо понимать. Дед пихнул меня и указал взглядом на здоровенного такого попа, на пару голов выше меня, да и в объеме раза в три побольше.

— Отец Кондрат, — прошептал дед. — Главный тут, да и считай по всему городу не последний человек.

Интересно, надо запомнить на всякий случай.

Дед вдруг хихикнул:

— Кощей-батюшка, жуть как его боитси!

— Да ты что?! А чего он так?

— Да кто его поймёть, загадочного нашего… Отец Кондрат ентот, силы говорят большой, святость в ём сильная.

— А с виду так и не скажешь. Вон, пузень какой себе отрастил!

— Ну да бог с ними обоими, пойдём ужо внучек, осмотрелися мы тута.

Немного посовещавшись, мы решили опять отправиться на постой к нашему гостеприимному хозяину местного отель Плаза Лукошкинского разлива, который, едва завидев нас, рухнул на колени и зарыдал. От счастья, как я понимаю.

В общем-то, в этот день никаких больше приключений с нами не произошло. Вот и хорошо для разнообразия. От Калымдая вестей не было, Маша тоже молчала.

Вечером мы с дедом опять прогулялись вокруг Немецкой слободы и еще раз убедились, что место с церковью мы нашли самое подходящее.

На обратном пути в гостиницу нас хотели ограбить три мужика очень неприятной внешности, но дед отвёл их в сторону, а через минуту вернулся один, довольно подбрасывая на ладони два тощих, но приятно брякающих кошелька. Нет-нет, что вы, никого Михалыч и пальцем не тронул. Наоборот, мужики улыбались нам вслед, махали руками и низко кланялись. Хороший у меня дед, правда?

* * *

Утром меня разбудил Дизель.

Шучу-шучу, Калымдай разбудил по булавочной связи.

Доложил, что блоха на коте еще действует, связь отличная.

Вчера в отделение притаскивали Шмулинсона, ну, того гробовщика-портного, допрашивали он и раскололся и рассказал про свой спор с пастором на счет черной материи.

А ночью на участкового опять напали и опять те же самые охранники-упыри. Я уже начинал привыкать к происходящему. Охранников стрельцы порубили в фарш, а останки, наконец-то сожгли.

В общем-то, и все новости.

Но это я рано радовался. Через полчаса Калымдай снова связался со мной и довольно взволнованно произнёс:

— Федор Васильевич, никак бабка не угомонится. Гонит участкового ночью в лес повидаться с лешим да порасспрашивать его о том, не творится ли на Руси чего странного? Не слышно ли что про нечисть иноземную?

— А чего леший-то знать об ентом может? — Михалыч подключился к нашей конференц-связи. — Он в лесу своём всё знает, кажную травинку, кажный сучок, а дальше своей земли у него интересов и нет.

— Мудрит что-то бабка, — протянул Калымдай. — Участковый уж как только не отбивался, как только не увиливал, а она всё стоит на своем, иди да иди к лешему.