Ближе к вечеру отзвонился, ну, в смысле, связался со мной Калымдай и доложил, что дьяк лежит за овином на территории бабкиного терема, а сама бабка только что с участковым приземлилась в своей ступе.
Когда начало темнеть, мы с Михалычем пошли погулять, а Маша, обложившись пряниками, осталась в гостинице за очередным любовно-слезливым романом.
А мы не зря погуляли. Пройдясь вдоль ближайшего участка крепостной стены, мы заметили, что поверх ее расставлены стрельцы с пищалями и пушками, а фитили у них были наготове и раздуты.
Лукошкино перешло на военное положение.
* * *
Разбудил меня утром Калымдай, по булавочной связи.
Доложил, что дьяк обнаружен Митькой за овином и доставлен им прямиком в отделение. Блоха благополучно сменила не вкусного дьяка на более кошерного кота Ваську, слышимость отличная. Ничего интересного в тереме бабки не происходило, разве что, допросили ничего не понимающего и не помнящего дьяка да отправили его вместе с боярином Мышкиным в царскую тюрьму.
Я поблагодарил Калымдая за службу и уже хотел было снова завалиться спать, как в дверь заскреблась Маша.
– Мсье Теодор, можно войти? Открывайте, я же слышу, что вы уже не спите.
Ну, да, вампирский слух. Я вздохнул, оделся и открыл дверь.
– Мсье Теодор, у меня новая идея, – сходу заявила Маша. – Я буду очаровывать немецкого посла.
– Зачем?
– Ну, как же! Мсье Шпицрутенберг, такой душка! Очень галантный кавалер, разве вы не замечали?
– Не замечал.
– Ну, конечно, вы все, мужчины, такие невнимательные, ограниченные…
Грохнула дверь, отворяемая ногой деда, тащившего в руках огромный поднос, уставленный разнообразной снедью.
– Вот и доброго утречка, Федор Васильевич! А, ну-ка, сейчас водички-то плесну, умоемся и кушать будем!
– Ага, спасибо. Деда, помогай, что-то я Машу с утра понять не могу.
– Что же тут непонятного? – всплеснула Маша руками. – Кнут Гамсунович очень обаятельный мужчина, настоящий рыцарь. И глаза у него такие… Глубокие и страстные… А кроме того, он не только посол, но и глава всей немецкой слободы, а значит, в курсе всех дел, включая и церковные.
– Любовь зла, полюбишь и посла, – понимающе кивнул дед.
– Ах, дедушка Михалыч! Ну что вы такое говорите?! Ну, какая тут может быть любовь?! Ну, а хотя бы и так, что с того? А если это два сердца встретились на краю цивилизованного мира? А если это настоящие чувства, как в романах?
У меня отвисла челюсть, а Михалыч только махнул рукой:
– Да, пусть, внучек. Пусть девица наша развлекается. Тебя что, завидки берут?
– Меня?!
– Ну, вот и славно. Всё равно сейчас дел нет, пусть натомится вволю девка-то, пусть пострадает всласть.
Маша подскочила к Михалычу, подхватила на руки и закружила по комнате:
– Ах, мон шер Михалыч! Мерси, мерси! Только вы меня и понимаете!
– Отпусти, убивица! – захрипел дед в крепких вампирских руках.
Бережно поставив Михалыча на пол, Маша повернулась ко мне и скромно опустив глазки заявила:
– Только мне ваша помощь нужна, мон ами Теодор.
– Моя?
– И ваша и дедушки Михалыча.
Оказалось, что Маше для начала нужна была карета. И сидела бы красотка наша в этой карете и ехала бы она мимо немецкой слободы, да вдруг из-за угла как выскочили бы два страшных злодея, да как бы напали на Машу! А тут появился бы добрый молодец… тьфу! славный рыцарь Кнут Гамсунович, да своей рапирой проткнул бы гадких бандитов и подхватил бы он милую девушку уже практически упавшую в обморок и понёс бы он её на руках своих сильных…
– А мы бы с тобой, Михалыч, – прервал я эти фантазии, – так и остались бы валяться там под забором, зарезанные храбрым рыцарем. Оно нам надо?
– Да и карету енту где мы возьмем, внучка? Разве что у посла и спереть.
– Злые, вы, грубые, ничего в галантных отношениях не понимаете. Тогда, хотя бы в телохранителей моих переоденьтесь – недопустимо мадмуазель одной по городу гулять.
– Машенька, ведь посол знает меня в лицо. Я же у него про католичество расспрашивал, помнишь?
– Ну, тогда дедушка.
– Машенька, ну какой из меня, старого пер… перца, телохранитель? Я, конечно, ишо о-го-го, но посол же не поверит.
– Злые вы…
В итоге Маша махнула на нас рукой и выклянчила у Калымдая двух элитных шамаханов, которые в образе французских гвардейцев времен Генриха IV, а может и какого-нибудь Людовика, должны были сопровождать Машу по городу. А мы с Михалычем, основательно позавтракав, переглянулись, похихикали и отправились понаблюдать за развитием любовного романа. Всё равно сегодня никаких дел не было, только и оставалось, что убивать время любым доступным способом.
Машу мы обнаружили, разумеется, около немецкой слободы. В белом, воздушном платье, европейского покроя (и где она его только раздобыла?), она смотрелась очаровательной скучающей барышней, вполне готовой к приключениям. Сзади, шагах в десяти, с устрашающими выражениями на лицах, за ней следовали пара верзил в европейских же одеждах.
Мы с дедом присели под забором, за ближайшим углом и по очереди выглядывали из-за него, пихаясь локтями и хихикая, как первоклашки на перемене.