Сходство существенных признаков, по мнению Спенсера, заставляет отнести его к разряду организмов. Общество, так же как организм, имеет рост; по мере роста в нем происходят различия в строении частей, а с тем вместе отдельные части получают различные отправления; эти части и отправления находятся во взаимной зависимости и живут общею жизнью; наконец, общество, так же как организм, состоит из отдельных единиц, имеющих самостоятельную жизнь и могущих даже продолжать некоторое время свое существование, когда жизнь целого внезапно прекратилась, хотя, с другой стороны, при нормальном порядке жизнь целого продолжается далеко за пределы жизни входящих в состав его единиц. Существенное отличие общества от организма состоит в том, что последний находится в состоянии связном, тогда как в обществе единицы раздельны. Отсюда различие целей: так как сознание в обществе не сосредоточено в общем вместилище, а разлито по всему телу, то целью общественной жизни не может быть счастье целого, а только счастье отдельных единиц, способных ощущать удовольствие и страдание. Не лица существуют для общества, а общество для лиц. Поэтому и права политического тела сами по себе ничего не значат: они получают значение, только как выражающие собою известные права членов. Однако же, говорит Спенсер, это различие целей не влечет за собою различия законов, управляющих организмом. Если вобществе необходимые влияния частей друг на друга не могут передаваться непосредственно, как в физическом организме, то они могут передаваться косвенно, посредством языка (гл. 2).
И тут мы не можем не сказать, что аналогия проведена в высшей степени поверхностно. Хотя есть сходные черты, зато есть и существенные различия, а потому невозможно отнести оба явления к одному разряду. Если общество составляет не одно связное целое, а соединение раздельных единиц, свободно движущихся и живущих самостоятельною жизнью, то в физическом смысле оно должно рассматриваться не как единичное тело, а как система единичных тел. Если взаимное влияние частей происходит не путем физического действия, а через посредство духовного общения, то и единство здесь не физическое, а духовное, а потому все аналогии с физическим организмом могут иметь значение только метафорическое. Наконец, если справедливо, что за отсутствием физического центра сознания и чувства, целью общества может быть только бдаго частей, а не благо целого, то этим самым полагается между обществом и организмом самое глубокое и коренное различие. Приятие об организме все основано на том, что части служат органами целого, то есть целое является целью, а части средствами или орудиями для этой цели. Руки и ноги существуют для человека, а не человек для рук и ног. Как же скоро мы принимаем обратное отношение, так понятие об организме исчезает, и мы имеем перед собою явление совершенно иного рода.
Все эти существенные различия сводятся к тому, что общество, в отличие от физического организма, образует систему раздельных единиц, связанных духовною связью. Какого рода единство вытекает из этой связи, это может раскрыть нам только фактическое изучение взаимного отношения целого и частей в человеческих обществах; аналогии же с физическим организмом при таком коренном различии не служат ровно ни к чему.
Спенсер уверяет, однако, что разница в связи, в способе взаимодействия и в целях отнюдь не влечет за собою различия законов, управляющих телом. Но уже с первого взгляда такое положение представляется крайне парадоксальным. Где есть различие в отношениях частей между собою, в способе их действия и наконец в отношениях их к целому, там не может не быть различия в законах, ибо законами определяются именно отношения вещей. Изучение фактов убеждает нас в этом еще более. Только путем самых натянутых аналогий и опущением самых существенных признаков врзможно насильственно свести обоего рода законы к одной категории. Это именно мы и находим у Спенсера.