Так, относительно роста он говорит, что общества, так же как живые тела, начинаются с зародышей и затем путем постепенного размножения составных единиц или внешнего соединения групп достигают значительных размеров (гл. 3). Уподоблять мелкие кочующие орды физическим зародышам, как делает Спенсер, значит пробавляться метафорами. Естественное размножение народонаселения, конечно, можно сравнить с размножением клеточек в единичном организме, ибо оба явления проистекают из одного начала, из физического размножения особей. Но в образовании человеческих обществ к этому естественному способу приращения присоединяется другой, чисто искусственный, завоевание, которое никак нельзя сравнить с естественным соединением однородных групп в низших организмах. Сам Спенсер указывает на то, что соединение мелких племен нередко проистекает из личного характера великого военачальника. "От времени до времени, - говорит он, - является маленький Наполеон, который покоряет себе царство и воздвигает империю. Но династии не переживают духа владыки". В животном организме маленькие Наполеоны не появляются. Никто также не видал, чтобы одно животное в борьбе с другим откусило чужую ногу и приставило ее себе, подобно тому как государства сплошь да рядом присоединяют к себе завоеванные у других области, причем происходит искусственное смешение самых разнородных элементов, различных рас, религий, степеней культуры и т. д. Обо всем этом Спенсер осторожно умалчивает. Он принужден однако признать, что есть известный прирост общественного тела, которому нет аналогий в физическом организме, именно переход единиц из одного общества в другое; но он уверяет, что этот способ приращения играет весьма незначительную роль в образовании человеческих обществ. Достаточно вспомнить эпоху переселения народов, чтобы убедиться, напротив, в весьма существенном значении этого явления. В результате оказывается, что если рост физического организма совершается исключительно путем естественного размножения, то в человеческих обществах является новый, неизвестный физическому миру элемент - свобода.
То же самое относится и к общественному строению. Спенсер указывает на то, что в обществах, так же как и в физических организмах, умножение массы обыкновенно сопровождается осложнением строения; говоря его языком, интеграция сопровождается дифференциациею. По мере прибавления роста увеличивается разнородность частей; от общих различий она идет все далее к более частным (гл. 4). Нет сомнения, что развитие, которое обыкновенно влечет за собою большее разнообразие и осложнение частей, составляет общий закон физических организмов и человеческих союзов; но и тут свойственная человеку свобода дает ему совершенно иной характер. Во-первых, внутренние различия общественного строения нередко образуются не путем органического роста, а в силу внешнего завоевания. Наглядный пример представляет всемирное различие господ и рабов, на которое указывает и Спенсер как на первоначальный, коренной факт человеческого общежития. Дифференциация происходит здесь вследствие того, что пришлое племя покоряет туземцев и обращает их в рабство. То же самое в значительной степени прилагается к различию сословий и каст. Во-вторых, человеческое развитие под влиянием свободы совершается путем внутренней борьбы, между тем как в физическом организме мы ничего подобного не видим. Не столкновением старого с новым, не переворотами и междоусобиями, а переходя через период усыпления, гусеница превращается в бабочку. Человек же идет от ступени к ступени только борьбою новых начал с установившимся порядком. Наконец, несправедливо, что в этой борьбе постоянно увеличивается дифференциация, как уверяет Спенсер. Часто мы видим совершенно обратное явление: сословные различия исчезают; низшие классы уравниваются с высшим. Если бы теория Спенсера была справедлива, то человечество неудержимо стремилось бы к повсеместному установлению каст, и всякое уклонение от этого порядка было бы признаком разложения. На деле происходит вовсе не то.