Собственность мистера Кейва

Это была бабушкина идея. Ты же знаешь, как она относится к наружным витринам. Станет в стороне, подожмет губы и рассматривает все так придирчиво, будто ставит пьесу Чехова.

– Так вот, – сказала она мне тем утром. – Здесь не хватает динамики. Не находишь, Теренс? Как-то плоско все выглядит, разве нет?

– Не знаю, – ответил я. После выматывающей прошлой ночи, когда я оказался на Уинчелси-авеню, мне особо нечего было сказать. А кроме того, мне в последнее время казалось плоским вообще все, так что было все сложнее сравнивать одно плоское явление с другим.

– Выглядит, Теренс, выглядит. Ты перестал зарабатывать на случайных покупателях потому, что они не видят в окнах ничего интересного. Все, что видно снаружи – это огромное дубовое бюро, которое просто загораживает свет половине магазина. Серьезно, сидишь тут, как будто… как будто в…

– Пещере? – вяло предположил я.

– Да, Теренс. В пещере.

– Тогда все правильно. Это и есть моя пещера, полная всякого антикварного добра.

– Может и правильно, но дело в том, что никто не захочет купить то, чего не видит. А теперь надо бы заняться статуэтками.

Вот что она придумала. Поменять местами высокое дубовое бюро и ореховый туалетный столик, а на нем расставить динамическую композицию из статуэток. Центральным элементом должна была стать статуэтка Барриа «Природа, раскрывающаяся перед наукой». Почти порнографическая работа, которую я приобрел весьма неохотно и сделал это только по настоянию твоей бабушки. Она отметила ее в каталоге вместе со статуэткой арабской танцовщицы и написала там же «БРОСЬ СВОИ ПУРИТАНСКИЕ ПРИВЫЧКИ И НАЧНИ ЦЕНИТЬ КРАСОТУ КАК ТАКОВУЮ!!!»

Женщине, конечно, проще делать такие заявления. Если бы женщина могла взглянуть на мир мужскими глазами, она бы поняла, что красота разлагает мужчину так, как не разлагают ни наркотики, ни разнообразные учения. Переизбыток земной красоты сводит мужчину с ума, поскольку напоминает ему о том, от чего однажды придется отказаться, а мужчины как дети – не переносят, когда у них что-то забирают.

Мужчина видит красоту и хочет завладеть ею, в полном смысле слова, или же уничтожить, но никогда не хочет просто созерцать. Значит, там, где есть красота, всегда будет и насилие, для равновесия. Нам нужно оставлять свои уродливые следы на лице Земли, чтобы чувствовать себя как дома. Нам нужно видеть, как рушатся и разграбляются дворцы во время войн, точно так же, как прекрасной Римской Империи были нужны кровавые представления Колизея, и как красоте Елены нужно было вылиться в Троянскую войну.

Я не представлял, какой толк будет из чувственной бронзовой Природы, вечно снимающей свои одежды ради удовольствия Науки, но я знал, что у Синтии на такие вещи глаз наметан.

Этот ее наметанный глаз также решил, что пышной Природе должны составить компанию еще две обнаженных натуры, пусть и несколько более скромных, и купаться они будут в свете позолоченного узорчатого подсвечника. За ними в качестве тематического задника должно стоять старинное блюдо с изображенными на нем Адамом и Евой возле Древа познания. Напротив столика расположатся шкаф атласного дерева и причудливые напольные часы в стиле ар-деко, что будет наводить на мысли о будуаре.

Я упрашивал включить в композицию и одетую фигурку, девушку с тамбурином, но Синтия настояла, чтобы та оставалась на своей полке над стойкой. У меня не было сил спорить, так же как и таскать шкафчики от туалетного столика к окну. И тем не менее, мы провозились все утро и уже протащили их через половину магазина, как Синтия вдруг вскрикнула от резкой боли.

– Синтия? Что с тобой?

Она согнулась и застонала.

– Все нормально, – сказала она, держась за бок. – Ничего. Уже не первую неделю донимает.

Она снова попыталась взяться за шкафчик, который я толкал, но почти сразу же отпустила.

– Ох, бестолковая женщина, – выругалась она в свой адрес. – Что ж такое-то?

Конечно, дело было в грыже, но в ближайшие пару дней она не собиралась бежать к врачу.

– Я справлюсь, – сказал я, задвигая шкафчик под стол и чуть не уронив далтонскую вазу.

И ровно в тот момент, когда мы поставили вазу на столешницу красного дерева, дверь открылась и в магазин вошла миссис Уикс. Такое ощущение, что прошло несколько лет с тех пор, как я видел ее последний раз и рассказал ей о поведении ее сына. Я думал, она больше никогда сюда не придет. Я был в таком состоянии, что сперва принял ее за видение в крахмальной блузке и плиссированной юбке, с корзиной в руке. Но ее золотистая миловидность, ее опрятность так встряхнули мои спутанные мысли, что я только через несколько секунд осознал, что с ней пришел и Джордж.

– О, миссис Уикс, прошу прощения за беспорядок, – извинился я. – Мы переоформляем витрину.

Она улыбнулась грустной царственной улыбкой.

– Ничего страшного, мистер Кейв. Джордж просто хотел вам кое-что сказать. Да, Джордж?

Ее голос звучал мягко, а ее взгляд на сына был полон надежды и гордости.