Собственность мистера Кейва

– А эт’ бокс, – сообщила она, медленно, по-коровьи жуя.

– Бокс?

Я обернулся и увидел. Увидел его. Его глаза из-за выставленных кулаков. Один из восьми юных гладиаторов, выстроившихся в линию. Североанглийская любительская боксерская Лига для детей до восемнадцати лет. Я впервые увидел его полное имя. Деннис «Молотобой» Харт.

Харт.

Вот уж действительно как молотом по голове. Впрочем, в тот момент я так старательно искал тебя, что не обратил внимания на его имя.

– Есь’ вы на бокс, то над’ заплатить, – донеслось мне вслед, пока я шел по длинному, пахнущему хлоркой коридору, через вымытый до скрипа этаж, через спортзал. Я дошел до ринга, остановился у дверей с армированным стеклом и увидел Денни. В противоположном углу стоял чернокожий парнишка, он колотил себя по груди с таким видом, словно его заряжает сама толпа, словно с каждым ее рыком он набирает силу.

Тебя было несложно отыскать. Среди этого убогого стада ты была единственной, кто не орал и не молотил кулаком воздух. Наоборот – казалось, что жажда крови вокруг тревожит тебя. Почти пугает. Моя милая бедная детка среди такого сброда!

Во мне боролись два порыва. Первый можно было назвать «рефлекс Синтии»: стоять на месте, не трогать тебя, не вмешиваться. Я же, в конце концов, знал, где ты. В любом случае ты пойдешь через центральный выход, так что теоретически я могу вернуться в машину и ждать, не зная при этом, в безопасности ли ты. Это вполне соответствовало моему плану. Разве я не обещал себе не вмешиваться без крайней необходимости? Разве это не лучший способ быть в курсе твоей двойной игры?

Второй порыв меткими ударами загонял первый в угол. Что-то кошмарное было в этом зрелище. Я чувствовал, как дикая, необузданная природа толпы оскверняет твою невинность, растапливает ее, как последний мартовский снег. Нет. Это уже слишком. Я больше не мог стоять в стороне. Надо менять план.

Хватит. Это предательство – последнее, которое я стерплю. Одно дело – гулять вместе по улице, но это…

Нет. Стоп. Будь честным, Теренс. Ладно, я признаю, что в зал меня потащило осознание, что ты его любишь. Я знал, знал совершенно отчетливо. Ты любишь его. Иначе зачем бы ты там сидела, растерянная, как чайка на волнах, и наблюдала, как юный боец свободно трактует правила ведения боксерских поединков.

Я толкнул двери и наткнулся на руку какого-то мужчины.

– Можно ваш билет?

– Нет, – сказал я, утопая в реве толпы. – Нет, нельзя.

И побежал к тебе. Некоторые зрители уже заметили мое вторжение, как и догоняющего меня билетера, и их кровожадный рев стал затихать. К тому времени, как я влез на середину трибуны, все, кроме двух мальчишек на ринге, погрузились в полное молчание. Где-то позади звонок просигнализировал об окончании раунда.

Что ты почувствовала, когда увидела меня? Было ли что-то, кроме стыда? Стыда, который заставил тебя прикрыть свое прекрасное лицо руками?

Я, извиняясь, перешагивал через чужие колени, игнорируя доносящиеся грязные ругательства, и приближался к тебе.

– Брайони? Я думал, ты в бассейне.

– Уйди, – тихо сказала ты сквозь сжатые зубы. Твои щеки пылали. Ты не могла поднять на меня глаза.

– Брайони, ты меня обманула. А теперь поехали домой.

– Папа, уйди.

– Слышь, девушка же сказала, – сказал какой-то тип, сидящий рядом с тобой, с плохими зубами и похожей на картофелину головой. На руке у него был вытатуирован кельтский крест, а поверх футболки болтался медальон из низкопробного золота. – Отвали!

А потом билетер: «Уважаемый, если вы не предъявите билет или не оплатите посещение, я буду вынужден требовать, чтобы вы немедленно ушли. Уважаемый!.. уважаемый…».

Прозвучал сигнал начала следующего раунда, но половина зрителей все еще глазела на нас. Я схватил тебя за руку.

– Отвали от девчонки! – рявкнул гнилозубый.

Ты заметила, что я вот-вот применю силу, и не могла больше рисковать. Ты встала и пошла за мной через всю эту ревущую толпу. На полпути ты обернулась к стоящему на ринге Денни. Он перехватил твой взгляд и забыл, где находится. Его руки опустились, а ноги застыли на месте. Ты тихо ойкнула, словно от боли, когда перчатка соперника врезалась в его подбородок и почти сбила с ног. Мы как раз вышли из зала, когда он упал назад, запрокинув руки за веревки, и еще один удар вырубил его. Мы шли по коридорам, мимо досок объявлений, автоматов с закусками и раскрасневшихся игроков в сквош.

– Брайони, я понятия не имею, что и почему ты испытываешь к этому мальчику. Но должен сказать тебе, что ты направляешь свои чувства не в ту сторону. Он тебе не подходит. Ты заслуживаешь лучшего. Тебе нужен мальчик, у которого с тобой общие увлечения. Кто-то с культурными интересами. Кто-то цивилизованный. Кто-то, чьи таланты выходят за рамки махания кулаками.

Ты обернулась и взглянула на меня так резко, что я подумал – не заразило ли насилие, которое тебе в нем так нравится, и тебя.

– Ты ничего о нем не знаешь. Ты слепой сноб. Ему сейчас больно. Ему больно. Из-за тебя. Ты ничего не знаешь.

Мелькает воспоминание, как я вхожу в дом с Денни. На мгновение – тухлый запах рвоты, перекрывающий запах хлорки.