Собственность мистера Кейва

– Да, – сказал он осторожно, словно само это слово перенесло тебя сюда. Я обошел его и зашел в твою комнату. Ты стояла возле своей доски с наградами, и я испытал такое облегчение, что не сразу заметил, что твои глаза покраснели от слез.

Ты, конечно, не увидела этого облегчения. Ты увидела только страх, вырывающийся из меня резкими словами.

– О чем ты вообще думала? Зачем ты солгала мистеру Уинтеру? Где ты была? Ты встречалась с ним, да? Ты с ним встречалась. Говори. Говори же! Бога ради, юная леди, говори!

Я вовсе не собирался трясти тебя и не хотел, чтобы ты снова плакала.

Я так хочу все вернуть. Зайти в твою комнату и начать сначала. И в этот раз я бы выслушал тебя, и ты бы сказала мне то, что сказала бы, будь я отцом, а не тираном, если бы я позволил себе любить тебя так, как должно. Но я этого не сделал, и поэтому ты не сказала ни слова. Ты уже все для себя решила.

Ничего не имело значения. Все было бессмысленно.

Все, если ты не с ним, не с этим мальчиком, ставшим твоим миром, мальчиком, устроившим апокалипсис в твоей голове и стершим всех остальных в пыль. Так что я позволил тебе броситься на кровать и зарыться лицом в подушку, а сам пошел с Джорджем вниз, открывать магазин.

Прошу, Брайони, пойми: боль ребенка – это боль родителя.

Теперь я понимаю – это был я. Я был им, а он был мной.

Я увидел сам себя в окне. Моя голова склонилась над счетами, и я кричу, чтобы привлечь мое же внимание. Стоящие внизу воспринимают мой вопль как победный и начинают скандировать мое имя. Все, кроме одного.

Я закричал второй раз, и острая боль пронзила мое левое плечо, такая внезапная и сильная, что ее невозможно отделить от всего остального – от голосов, от домов с террасами («Виллы Глэдстоун, 1888»), бликов желтого света и моего второго «я», бегущего по парку. Все это слилось в сплошную боль.

Но надо держаться. Надо дождаться, пока я добегу по улице сюда, к себе. Я вижу, как перепрыгиваю через ограду и неудачно приземляюсь.

– Рубен! Рубен!!

Я вижу, как проталкиваюсь сквозь группу мальчишек, и знаю, что пора. Вот чего я так долго ждал, вот зачем я здесь, и я знаю, что у меня нет выбора, кроме как разжать руки.

– Рубен! Нет!

Я быстро и грузно падаю.

Через секунду мой крик затихает, но я еще здесь, ощущаю свое присутствие, как никогда, и постепенно утекаю из сосуда, который некогда был мной.

– Вызывайте «скорую»!

Маленького Кама стошнило на мостовую, а Аарон попятился назад, на пустую дорогу.

Я смотрю самому себе в глаза и вижу страх, который испытываю. Я отворачиваюсь. Денни все еще здесь, молчит, и я вижу, с какой ненавистью я на него смотрю.

– Не уходи, – говорю я себе, глажу свою руку, вижу ужас и смятение на своем лице. Это мои последние слова. – Не уходи.

Я оставляю свое тело и боль, которую оно принесло мне, и материальный мир погружается во тьму. Дорога, парк, магазин. Каждый дом, каждый предмет. Я вижу только тусклое сияние душ, и они ведут меня, как сотня маяков, сквозь туман.

Не успел Джордж уйти, как я увидел за окном Денни. Он заглянул в витрину, но я сделал вид, что не заметил его, тщательно уткнувшись в газету «Антикварная торговля».

Конечно, спустя мгновение я уже вскочил со стула и выбежал на вечернюю мостовую, по которой ветер гонял пустые пакеты, вдоль которой в сторону Минстера ехали пустые экскурсионные автобусы, за которой виднелись горки на безлюдной детской площадке, а мимо шли воинственные мужланы в изорванных плащах и отхлебывали пиво из золотистых банок.

Его не было видно. Я окинул взглядом парк, фонарь Рубена, потом улицу, но его и след простыл.

Я смотрел, а мои легкие наполнялись прохладным влажным воздухом. И вдруг я понял, чего не хватает пейзажу: Джорджа. Он вышел из магазина за миг до того, как я увидел Денни. Если бы он шел домой обычной дорогой, он бы к этому моменту едва добрался до ближайшей кафешки. Может, зашел вовнутрь купить себе перекусить.

Я уже был готов вернуться в магазин и убедиться, что ты у себя и с тобой все в порядке, как кое-что услышал. Сперва я принял это за гидравлический вздох притормаживающего автобуса, но быстро понял, что на дороге пусто. Звук послышался снова, на этот раз вместе с каким-то звериным скулежом. Сдавленным дыханием. Шок? Страх? Резкая боль? Я пошел на звук и услышал еще один. Я услышал крик, совершенно человеческий, зовущий кого-то или что-то. Я безуспешно старался разобрать слова.

Я бросился к проходу между домами, откуда шел звук, и увидел, что они сцепились в неравной схватке. Джорджа, мягкотелого гиганта, который однажды чуть не сбил меня с ног, зверски избивал твой боксер. На земле, возле лужи, рядом с ингалятором, валялись раздавленные очки.