Собственность мистера Кейва

Я уже почти дошел до машины, когда услышал женский голос. Обернулся. Темноволосая, с бледной кожей, как и ее сын, с лицом, которое когда-то, видимо, было красивым. Она была одета в джинсы и широкую футболку, свисающую с плеча, будто маленькая девочка, притворяющаяся взрослой. Мне на миг показалось, что я видел ее раньше.

– Здравствуйте, – сказал я. – Я хотел узнать, дома ли ваш сын. Деннис. Денни. Я хотел бы сказать ему пару слов.

Она вяло улыбнулась. Я понял, что она пьяна.

– И каких же слов? «Это бесполезно»?

– Послушайте, мне нужно с ним поговорить. Вы знаете, где он?

Она пожала плечами и посмотрела на остальные дома и даже в небо.

– А с вами можно поговорить?

Она перестала улыбаться и нахмурилась.

– А вы кто? Из полиции?

– Нет. Я Теренс. Теренс Кейв. Ваш сын общался с моим. Его звали Рубен.

– О! – преувеличенно ахнула она. – О, это тот самый бедняга, который…

– Да, – сказал я, отстраняясь от ее пьяного сочувствия. – Это он.

Мимо прошла, пиная мяч, группа юных хулиганов.

– Пошли, – сказала она, распахивая дверь и проходя вперед. – Раз вы не легавый, то можете зайти.

Я ступил в узкую прихожую, потом меня широким жестом пригласили в гостиную, которая казалась бы нежилой, если бы не запах табака и пустая миска из-под овсянки. Возле стула валялся пустой пакет, а на каминной полке – какие-то конверты. Рядом с конвертами стояли две пыльных фотографии. На одной – мальчик в солдатской форме, ненамного старше Денни. А на второй – взрослый мужчина. С темными усами. Он обнимал женщину, сидя в каком-то другом доме.

– Так чего вам нужно от Денни? – вопрос сбил меня с мысли, и я снова повернулся к ней, к ее то сужающимся, то расширяющимся глазам, словно она пыталась сфокусироваться.

– У меня довольно деликатный вопрос, – ответил я.

– Пли! – сказала она, изображая пальцами пистолет.

– В общем, дело касается моей дочери. Видите ли, мне кажется, что у них с Деннисом начинается некоторый…

– Вы присядьте, – сказала она. – Раз уж вы такой деликатный.

– Благодарю, – я сел на диван, чувствуя, что слабею и теряю нить разговора.

– Не желаете ли чаю? – она тщательно выговаривала каждое слово, будто престарелая аристократка.

– Нет, спасибо.

Она ушла в кухню.

– А я себе налью освежающей колы. Совершенно пересохло в горле…

Я слышал, как она наливает вроде бы два стакана, с небольшой паузой, но вернулась она только с одним.

– Дальше, – сказала она, закрыла глаза и сделала большой глоток.

Я посмотрел на нее и на миг растерялся. Голое плечо, распущенные волосы, пьяная улыбка. Все это – оружие невидимого врага, чтобы я забыл, зачем пришел. (Брайони, никогда не путай любовь с желанием. Есть порывы плоти, а есть порывы сердца, и спутать их – все равно, что принять мартышку за орла.)

Я закрыл глаза и сосредоточился.

– Денни был с моим сыном, Рубеном, в тот вечер, когда он погиб.

– То, что случилось – это ужасно, – сказала она своим настоящим голосом.

– Он вам рассказывал?

– Нет, – ответ меня не удивил. Он даже подтвердил мои худшие опасения. Смерть твоего брата ничего не значила для Денни. – К нему приходили из полиции.

Я кивнул и поймал себя на том, что разглядываю крохотную родинку на ее обнаженном плече.

– Ваш сын и моя дочь довольно много общаются. Вы знали об этом?

Она нервно рассмеялась.

– Бедняжка.

– Что вы имеете…

Я снова взглянул на каминную полку. На коричневые правительственные конверты. Прочел ее имя. Лорейн Харт. Вспомнил надпись «Деннис “Молотобой” Харт».

Харт. Харт. Харт.

А потом понял.

Я снова посмотрел на фото пары в другом интерьере. На фото была она. Моложе, счастливее, трезвее, но точно она. Однако меня интересовало лицо мужчины. Усы. Теплая лживая улыбка. Глаза.

– Где его отец? – спросил я.

Она снова рассмеялась. Тяжелый, пьяный смех. Смех, прячущий настоящие эмоции.

– Далеко.

– Далеко?

– В Рэнби.

Словно пощечина.

– В тюрьме Рэнби?

Она бессовестно кивнула. Все хуже и хуже. Я сидел там, и мне казалось, что я падаю. Самым натуральным образом лечу в бездну.

Мой желудок сжался. В груди забилась паника.

– Эндрю Харт.

Я прошептал это вслух, я увидел это имя так, как видел его тогда, в газетных заголовках. И эти глаза, которые я знал лучше, чем его лицо, глядевшее на меня с фотографии. Имя кружило вокруг меня. Мне нужно было выйти, мне нужно было убраться из этого злого домишки.

– Вы были там, правда? – спросил я ее. – В суде?

Затуманенный водкой взгляд ничего не выражал.

– Вы, жалкая женщина! – закричал я и ощутил короткую, но острую вспышку головной боли. – Вы были там. В суде.

Ее улыбка погасла.

– Ты кто такой? Эй, не смей так со мной разговаривать, ты, псих! Пшел с моего… дома!

Я встал и медленно произнес:

– Велите своему сыну держаться подальше от моей дочери. Велите ему не приближаться к ней. Велите ему…

На меня опускалась тьма. Я снова терял контроль над собой, и еще оно воспоминание Рубена вспыхнуло в моем сознании.

Я входил с Денни в его дом. Стоило перешагнуть порог, и я учуял запах рвоты.

– Мам? – позвал Денни.

Мы положили рюкзаки и прошли в гостиную.

– Мам!

Из кухни слышались звуки радио.

– Мам!

Она валялась на диване, словно кто-то ее просто швырнул. Денни потряс ее.