Собственные записки. 1835–1848

Около 20 числа прошедшего июня месяца жена заболела и, как болезнь усиливалась, то я послал за лекарем. Обратился же я по сему случаю к Тергукасову, года полтора тому купившему поместье у Вадковского и поселившемуся в нем, верстах в 40 отсюда. Этот Тергукасов – сын армянского священника в Тифлисе. В 1818 году, когда я учился у Шегриманова по-турецки, он был у него в учении лекарском, как он теперь говорит, и занимался латинским языком. Я его в то время знал за слугу, он одевался довольно бедно, звали его просто Соломоном; а должность его, сколько я мог видеть, состояла тогда в набивании трубок и подавании чаю. Впрочем, он, может быть, находился по восточным обычаям в учении, как у нас отдают к хозяевам мальчиков для обучения мастерству, причем они обыкновенно первые годы занимают должность служек. Около 1820 года Шегриманов просил у меня рекомендательного письма для Соломона в Москву, куда он хотел ехать для слушания курса медицины в университете; я ему тогда дал письмо к покойному отцу моему и потерял его [на] несколько лет из виду. Он воротился после того в Грузию со званием доктора медицины и определился уездным лекарем в Гори, где пользовался между жителями хорошим именем. В 1829 году, зимой, когда лазы обложили Ахалцых[91], уже нам принадлежавший, я был послан из Тифлиса с войском для освобождения крепости, и как я в Гори сформировал тогда подвижной госпиталь и не имел лекаря к сему госпиталю, то взял Тергукасова в сию должность. Экспедиция сия скоро кончилась, и Тергукасов возвратился в Гори, не имев случая оказать какого-либо отличия, кроме своей готовности и усердия.

По заслугам ли своим или другим качествам, Тергукасов попал в доверенность к генералу Панкратьеву, правившему некоторое время делами в Грузии после отъезда Паскевича, был с ним неразлучен в поездках его и приезжал с Панкратьевым в 1832 году в Петербург, где я с ним виделся. Оттуда он ездил в Варшаву и, возвратившись в Грузию, достиг также доверенности главноуправляющего барона Розена, с коим он в Москву приехал; женился на Калустовой, родственнице богатого армянина Лазарева, имеющей хорошее состояние.

Тергукасов поспешил по первому приглашению моему приехать и стал пользовать жену. Он, казалось, рад был видеть меня и говорил, что давно уже собирался приехать; но за какими-то причинами все откладывал поездку свою. Может быть, что, помня прежние сношения наши, он опасался встретить прием, не соответственный нынешнему состоянию его. Впрочем, он показал теперь много усердия и оставил даже больного ребенка своего. Тергукасов на спрос мой объяснил, что нажил себе еще капитал в Грузии от торговли, коей занимался брат его, с которым он был в доле. Он принялся лечить и как после оказалось, с успехом, не щадя внимания своего, не спал две или три ночи сряду.

Итак, лето сие было опять тяжелое для меня, как по расстройству, в хозяйстве произведенном болезнью жены, так и по болезням, господствующим в народе, от постоянной жары, которую можно уподобить только жаре в Персии. Появились кровавые поносы во множестве, желчные горячки, так что не достает до сих пор людей для уборки хлебов.

В начале сего месяца приехал к нам неожиданно Захар[92], который, будучи в Орле, узнал из письма моего к Долгорукову о болезни сестры своей. Он провел у нас два дня.

В ночи с 15 на 16 июля имел я сон, который оставил во мне впечатление, почему и записываю его: