Собственные записки. 1835–1848

– Да, я приказал переследовать его, – отвечал государь, – обрати на него внимание.

– Разве открылись по сему делу, какие новые обстоятельства? – продолжал я. – Но кроме законного следствия, я сам лично исследовал, сзывал роту и спрашивал людей всех вместе и поодиночке и уверен совершенно, что он умер не от побоев, о чем я тогда же доносил, до представления еще настоящего следственного дела.

– Это до меня не доходило, – отвечал государь с удивленным видом. – В каком виде надеешься ты мне представить войска? – спросил государь.

– Я надеюсь, что вы будете довольны одиннадцатой и двенадцатой дивизиями; но тринадцатая будет слабее.

– Ты, верно, представишь мне войска своего корпуса в хорошем виде?

– Разве на будущий год, государь; в нынешнем же я не успею ничего сделать; но и в тринадцатой дивизии есть один полк весьма хороший.

– Который?

– Белостоцкий пехотный.

– Кто им командует?

– Полковник Любавский, служивший в гвардии.

– Помню, – сказал государь. – Смотри же, ты будешь командовать корпусом; держи его в такой готовности, что если я пришлю фельдъегеря с приказанием выступить, то бы все войска могли немедленно сесть на суда и отправиться в Дарданеллы.

– Войска собрать недолго, – отвечал я; – но к сему нужно иметь изготовленное заблаговременно продовольствие.

– Но на судах они найдут морские запасы.

– Их не будет достаточно на месте.

– На пять, на шесть дней всегда есть при войсках хлеба, а там надобно довольствоваться местными способами. Нам бы только захватить Дарданеллы, если англичане, которые со своей системой все вздор затевают, захотят завладеть сим местом. Лишь бы нам высадить туда русские штыки: ими все возьмем, и там найдем, чем продовольствовать. Впрочем, это все надо заготовлять исподволь и втихомолку.

– В таком случае нужны будут артиллерийский парк, инженерный парк.

– Это все будет.

– Гарнизонная артиллерия, госпитали и много подобных вещей.

– Это все тебе дадут. Ныне англичане претендуют, чтобы мы не посылали своих судов за Дарданеллы. Я с ними сделаю договор, по коему не велю судам своим ходить туда; но и они не должны переходить на нашу сторону. Они теперь посылают к нам лорда Дургама[35] чрез Константинополь. Он будет проезжать чрез твои квартиры; соблюди против него всю вежливость, давай караулы и оказывай должные почести, но более ничего. Я для того тебя назначил в сей корпус, чтобы ты был у меня в готовности на всякий случай в той стороне.

– Но, государь, – сказал я, – в таких обстоятельствах мне всего нужнее будут люди. Я недавно говорил с графом Орловым о сем предмете, и он сказал мне, что в таком случае с десантным войском не я пойду, а кто-либо другой; и потому мне доведется, может быть, идти сухим путем, десанта же поручить будет не на кого.

– А Лазарев? – возразил государь, – чего же лучше?

– Лазарев командует судами, а не высадными войсками.

– Да неужели из дивизионных начальников никого нельзя употребить в сие дело?

– Нельзя, ваше величество; я их знаю; я даже хотел просить военного министра о перемене одного из них.

– Кого это?

– Маевского.

– Да, он записывается в приказах, – сказал государь, – и действует более по-аудиторски; но я его полагал хорошим фронтовым офицером, и он прежде представлял мне части свои всегда в исправности.

– Он человек умный от природы, – сказал я, – но фронтовую службу мало знает, и приказы его очень странны.

– Ну, кланяйся же фельдмаршалу, – сказал мне государь, обнимая меня.

В это время польский крест мой зацепился за петлицу государя, и он, отцепляя его, сказал шутя:

– Видишь ли, как мы друг к другу привязаны. Скажи фельдмаршалу, что я весьма желаю, чтоб он сюда прибыл.

– Сколь можно поспешнее, государь?

– Да, мне хочется, – отвечал он, – дабы он здесь совсем успокоился и водворился.

После сего он меня отпустил и сел; но я, возвратившись от дверей, подошел к нему и сказал, что имею еще милости просить у него.

– Что такое? – спросил государь.

– Позвольте мне, ваше величество, поручить милостивому вниманию вашему брата моего Александра, возвратившегося ныне из Сибири.

Государь отвечал мне с приятной улыбкой и, как заметить можно было, с сердечным удовольствием, что он его ныне перевел в Симферополь[36].

– Повремени, повремени, – сказал он, весьма ласково, – все обойдется, все поправится. Я очень доволен твоим братом, который в Курске[37],[38].