Собственными руками (СИ)

Сегодня он этому гордому мальчишке пару раз полоснул по сердцу, чтобы не забывал, с кем имеет дело. Изображает сейчас из себя недотрогу, а ведь утром прямо-таки выпрашивал ласку. Слишком сильное и грешное сочетание для одного человека — иметь острый ум, соблазнительную внешность и чрезмерное бесстыдство пользоваться этими дарами природы, чтобы помыкать людьми. С каждым годом Дофламинго укреплялся в своей вере, что из этого ребёнка выйдет единомышленник. Не последователь, протеже или подчинённый, а именно единомышленник. Если бы не одно его качество, которое уже никак не выкорчевать — он всё также по-детски ранимый, что в данный момент выдаёт обида на лице.

— Я не исключаю, — процедил сквозь зубы Ло.

От длинной руки ему было не уйти, даже вожмись он всем телом в преграду за спиной, и она взяла его под подбородком. Красивое лицо, на котором мёртвые глаза контрастируют с чувственными губами. Он хочет монополизировать всё то, чем обладает Ло. Или убить, чтобы он больше никому не достался. Чтобы больше никто не видел его милого смущения, предназначенного только Дофламинго. Чтобы больше никто не слышал его стоны в постели и никто не смотрел на его искренние слёзы. Чтобы никто не трогал его так интимно, пробуждая все эти эмоции.

— Девочка в команде недурна, хоть и маловата, — крепко держа за лицо, повернул его на себя, а на нём глаза распахнулись в ужасе.

— Для чего маловата? — испуганно уточнил Ло, смотря на ширящуюся ухмылку. — Только тронь её…

Помнит ещё тот удивительный вечер, в который Дофламинго впервые по-особенному тронул его и сделал своим. Тот цех, тот проход между стеной и стеллажом, тот грязный пол и та боль прожгли насквозь его существо.

— Я же тебя предупредил, — подтащил за подбородок к себе и вынудил подняться на колени, чтобы удобоваримо произнести по словам. — Что бы я ни сделал, это на твоей совести.

Ло горько пожалеет о своём поступке, если не прекратит играть в праведную месть. Ему было бы приятнее и спокойнее играть с Дофламинго в любовь, покорность или на худой конец партнёрство.

Вся пятерня правой руки прижалась к груди, и мужчине почудилось, будто пальцы проникают в глубь, прорезая плоть. Сердце сковало холодом, и лишь поэтому он опустил взгляд на то, что сотворил Ло. В груди образовалась квадратная дыра, в которой ещё скрывалась рука его тюремщика. Позади на кровать мягко упало нечто, в определении чего вопросов не возникло. А Ло так и не сводил с него взгляда, в котором сплелись обида и сожаление.

Дофламинго, коротко хохотнув, выпустил его подбородок. Обернулся, чтобы посмотреть на своё сердце, отделённое от тела. Оно продолжает биться, гоняя кровь по венам, но там, где ему место на самом деле, холодно.

— Умница, — похвалил он своего ученика, освоившего грязные приёмы шантажа. — Забирай, раз считаешь, что таким образом сможешь меня контролировать.

— Я отдам его команде, — встаёт Ло и огибает его, чтобы забрать куб. — Если они сочтут тебя опасным, то пусть убивают.

Разворачиваясь по ходу капитана, Дофламинго не прекращал улыбаться и сверлить взглядом его лицо. Мальчишка решил, будто достаточно умел для игр такого рода, будто сможет укротить, так нелепо угрожая убийством. Безумный смех триумфа, словно узник уже победил в их безнравственной схватке, прорывался сквозь сжатые зубы. Ло склонился, чтобы забрать куб, когда он поймал его под руку и одёрнул на себя.

Лицо упало на его грудь так же, как часто прижималось к ней в минуты близости, и мужчина взял затылок в ладонь, чтобы растянуть этот момент. Одна рука Ло оказалась на его ноге, с силой давит и стискивает. Дофламинго в поглаживании перебирает чёрные прядки пальцами, и ладонь на бедре расслабилась.

— Останься со мной, — тихо произнёс Ло.

Просит такое у человека, у которого всё отнял собственными руками, которого заковал в кандалы и которому угрожает смертью. Настолько смешной анекдот, что мужчина в голос, от души рассмеялся. Конечно, он не видит в своей просьбе ничего неправильного — для их отношений это нормально. Он ведь лично ему показал, что можно издеваться над дорогим человеком: запереть, посадить на цепь, бить и насиловать, унижать. Этот урок стал самым первым, поэтому укоренился в разуме с очень юных лет, и теперь Ло не считает себя неправым. Смешно оттого, что капризным испорченным ребёнком можно назвать каждого из них. От смеха слёзы начали наворачиваться, и Дофламинго снял очки, чтобы растереть их. Убрав влагу с ресниц, опустил глаз на взволнованное интересом к его странной реакции лицо.

— Чего ради? — подхватил под локоть и потянул на себя, вынуждая взобраться на свои ноги.

Держал он сильно, желая причинить боль сопляку, принимающему этот дар со стиснутыми зубами. Ло выполнил его настойчивое желание и уселся на ногах, лицом к лицу, чтобы услышать весь его ответ.

— В операции ты мне отказываешь, а она стала бы доказательством твоей любви, — отпустил руку и за подбородок приподнял лицо.