Но на постели оказывается сам Ло, между ног которого уселся его возлюбленный, чья большая рука, слегка придавливая грудь, ласковыми поглаживаниями спускается ниже по телу, бросая этим в дрожь. Колени расползаются шире сами по себе, и приходится, следуя за этим порывом, перебирать стопами по простыне. Обе ладони Дофламинго одновременно прихватывают бёдра и гладят их, сбивая мысли в кучу, чтобы из неё можно было выхватить самую главную. Бездумно Ло следует своими руками к его и накрывает их, когда движения не дают дышать спокойно.
Он в такой ситуации сказал бы «возьми меня», ведь это растравливает секс-хищника в возлюбленном, но это опять же не совсем то, что бьётся в сознании. Открыв и вновь прикрыв рот в некоторой нерешительности, Ло всё же произносит те слова, от которых сердце на секунду замирает:
— Иди ко мне.
Слова, которые обычно говорят ему, вогнали Дофламинго в замешательство, а бесстыдный мальчишка настойчиво берёт его за руки и тянет вниз — к себе. Словно набирая скорость, которую никто и не пытается ограничивать, Ло прихватывает пальцами немного покалывающий щетиной подбородок и опускает лицо, с которого слетела личина радостного циника. Мужчина склоняется над ним на локтях, и губы приникают к губам, позволяя целовать их.
— Доффи… — душит страх перед откровениями, которые он годами хранил в душе. — Будь… — остановился, смотря в глаза и вспомнив, что это прощание, и закусил губу. — Я хочу тебя.
Взяв голову в обе ладони, импульсивный диктатор впивается в губы и полностью заполняет его небольшой рот языком. В жадном, требовательном поцелуе невозможно сглотнуть. Горячее сбитое дыхание расползается по коже, а двух или трёхдневная щетина щекочет, вынуждая возбуждённо ёрзать под массивной тушей, которая опускается ниже и ещё шире разводит его ноги. Тонкие, хрупкие пальцы рассекают тускло сверкающие в полумраке светлые волосы, и Ло сковывает его голову в своих объятьях.
Дофламинго отпускает истерзанные и чешущиеся губы, когда слюна уже бесстыдно хлюпает между языками. Приподнимается над ним, покровительственно закрывая весь обзор широкими плечами, словно бы Ло должен смотреть лишь на него, и ласково поглаживает большими пальцами виски. И его мальчик, шумно сглотнув, внимательно смотрит на сосредоточенное в новых раздумьях лицо умелого интригана.
Карий глаз, перенявший сейчас у ночи её основной цвет, заново изучает давно изученное им лицо, отчего Ло становится неловко, словно взгляд проникает под кожу. Пользуясь затянувшимся моментом, в котором рельеф пресса давит на налитый член, а грудь едва ощутимо опускается при вдохе, хозяин каюты делает то же, что и гость, но осязательно. Проводит ладонями под обоими ушами, поддев мочки с одинокими золотыми кольцами. Большими пальцами гладит скулы, расправляя морщинки, а после спускает прикосновения по щекам на губы, сложенные в прямую линию задумчивости.
Что бы Дофламинго ни обдумывал втайне от него, через несколько минут он, став привычным и в какой-то мере бесценным сводом, размеренно двигался внутри Ло. Затылок елозит по рукам, сложенным под ним, чтобы не давать соскальзывать выше допустимого. Приподнятый над кроватью зад двигается в такт толчкам, а маленькие ладони держятся за могучие бёдра, на которых капитан лежит.
Мужчина делает усилие и наклоняется, желая поцеловать, и Ло тянется к нему. Вскользь касаются губами, для чего Дофламинго был вынужден податься тазом назад. Член практически покидает тело, но после их смехотворной попытки поцеловаться верхнему приходится помочь себе рукой, чтобы вернуть его в нужную колею. После он не возвращает руку под голову, а кладёт немного ниже — на шею. Приминает губы, которые распахиваются для него, и проталкивает большой палец на язык. Играется во рту, как делал бы это язык в поцелуе. Ло следует его примеру и укладывает пальцы на его губы. Они раскрываются, выпуская язык, которым Дофламинго обводит чувствительные кончики, а уже в следующую секунду три пальца скользнули внутрь.
Казалось бы, самой большой проблемой их отношений станет постель. Любой, кто знал об их настоящей связи, изумлялся тому обстоятельству, что они занимаются сексом наравне с прочими, более гармоничными парами. Однако в этом вопросе они как раз таки пришли к общим положениям.
Рука стремительно отнимается от его лица, чтобы снова стать опорой для Дофламинго. Толчки сразу же стали на долю жёстче и злее, вынудив вновь схватиться за ногу под собой. Ло сильнее сжал коленями его пояс, напрягся всем телом, впился ногтями в кожу. Дыхание постепенно превращалось в сдавленный, рваный хрип. Снова мужчина не контролирует себя и вбивается по самые яйца, причиняя скромную боль, туманящую разум.